Черное солнце - Карина Халле

другой9, — он убирает руку, и только тогда мои легкие прочищаются. — Я разбираюсь в татуировках. Однажды я был весь в них. Скандинавские руны. С головы до ног.

Я бросаю взгляд на его предплечья, демонстрируемые закатанными рукавами. Они мускулистые и сильные, такие предплечья, от которых у любой девушки потекли бы слюнки. Но на нем нет никаких следов татуировок. Его кожа бледная, незапятнанная, безупречная.

— С головы до ног? — я задаю вопрос.

Он кивает.

— Да, — задумчиво произносит он, теперь его глаза прикованы к воронам на моей икре. — В то время это было принято.

— И ты их все удалил?

Его глаза поднимаются к моим, мрачно сверкая.

— Не совсем.

Я сглатываю.

— Ты меня отпустишь?

Мгновение он смотрит на меня, не моргая, приподняв одну черную бровь, похожую на вопросительный знак на его красивом лице. Меня бесит, что я все еще нахожу его привлекательным после всего, что он сделал.

Он приподнимается на кровати, из-за его гигантского тела матрас съезжает набок, и кладет холодную ладонь мне на щеку, мои глаза непроизвольно закрываются от этого прикосновения, его рука охватывает всю половину моего лица.

— Я не могу, — шепчет он мне, от его голоса моя кожа трепещет от удовольствия. — Я не знаю, сколько ты стоишь.

Я резко открываю глаза и нахожу его взгляд всего в нескольких дюймах от себя.

— Ты сказал, что дело не в деньгах!

— Верно — говорит он. — Деньги — это не единственная валюта. Ты изучаешь историю. Ты должна это знать.

— Ты продаешь людей. Кому? Другим людям? Рабство?

Он бросает на меня сухой взгляд.

— Поверь мне.

— Поверить? Ты привязал меня к гребаной кровати в каком-то долбанном особняке с привидениями. Ты похитил меня, не знаешь, что со мной делать, но ты наемник, так что…

— И мне нужны гарантии того, что я получу взамен на тебя, когда отдам людям, которые, скорее всего, тебя убьют.

Страх сжимает мое сердце.

— Что? — шепчу я, паника охватывает меня.

— Ох, — говорит он, выглядя слегка удивленным, прижимая руку к груди. — Ты заставляешь меня чувствовать себя так, будто я уже предал тебя, — он наклоняется. — Помнишь, я говорил раньше, что ты недостаточно напугана? Похоже, теперь так оно и есть.

Я смотрю на него, чувствуя, как ярость захлестывает меня, как бензин, подлитый в костер, пламя разгорается вдоль каждой ветки.

— Ты монстр, — практически рычу я.

— Я никогда не доказывал обратное, — огрызается он. Затем наклоняется к прикроватному столику и достает старинное ручное зеркальце, показывая мне мое лицо. — Но видишь ли ты теперь, что делает с тобой гнев и стремление остаться в живых?

Я смотрю на свое лицо.

На полумесяцы в моих глазах.

Не просто полумесяцы, а убывающая луна.

Я помню, мама всегда говорила, что это значит.

Время перемен, перерезать веревки, прогнать лишнее.

Почему они у меня в глазах?

— Это не наркотики, лунный свет, — говорит Абсолон, зная, о чем я хотела подумать в этот момент. — Но я тоже не могу этого объяснить. Если только слухи не верны. И если они верны, то следующие стадии могут быть интересными. Поэтому, я не освобождаю тебя, не отпускаю, и не передаю тому, кто больше заплатит… пока что.

Затем, держась одной рукой за зеркало, он наклоняется и проводит пальцем по моей верхней губе. Меня так и подмывает укусить его, но по горячему, почти игривому выражению его глаз я понимаю, что он это знает. Вероятно, он хочет, чтобы это произошло.

Он кладет палец на мою верхнюю губу и приподнимает, показывая клыки, чтобы они были видны в зеркале.

Я задыхаюсь.

Мои зубы не только в целом кажутся ярче и белее, чем когда-либо, но и клыки стали острыми. Очень острыми. Они не кажутся такими острыми во рту, но когда я смотрю на них в зеркало… я выгляжу как гребаный вампир.

Что-то глубоко внутри меня, погребенное в этом колодце, бурлит.

Это мрачное, болезненное чувство.

Просто услышав это слово в своей голове, я чувствую себя плохо.

Вампир.

Я поднимаю взгляд на Абсолона, и он медленно кивает головой за зеркалом.

— Возможно, тебе следует прислушаться к слову, которое ты не хочешь слышать.

Мгновение я смотрю на него, и вся нелепость происходящего проникает в меня, затем я смотрю в зеркало, проводя кончиком языка по зубу.

Вампир.

И теперь, когда снова смотрю на Абсолона, я знаю, кто он такой.

Он вампир.

Бред.

Полный бред.

Вампиров не существует. Просто еще одна вещь, которую люди придумывают, чтобы объяснить необъяснимое.

Но… он вампир.

Я раздвоена надвое, борюсь сама с собой, потому что, с одной стороны, я хочу в это верить, я хочу предаться этой фантазии, потому что это многое объяснит. Чтение мыслей, силу, скорость, и это также объяснит другие вещи, для которых у меня нет доказательств: его бледную кожу, его темный дом, его гипнотизирующий взгляд, его склонность к крови, тот факт, что у него когда-то были татуировки, а теперь их нет.

С другой стороны, нет.

Нет.

Ничего подобного.

О, я верю в сверхъестественное. Правда. Я верю в привидения. Верю в духов и демонов, а иногда и в ведьм, по крайней мере, в очень приземленном смысле. Но вампиры? Нет. Они не являются чем-то единым. Если Абсолон верит, что он вампир, тогда это совсем другая история. Многие люди так сильно хотят быть вампирами, что верят, будто они одно целое, хотя на самом деле у них просто не все в порядке с головой.

— Пока ты споришь сама с собой, — говорит он мне, убирая зеркало. — Давай проведем небольшой эксперимент, чтобы посмотреть, сможем ли мы ускорить процесс. Чем скорее ты поверишь в это, тем больше у тебя шансов все пережить, — он замолкает. — Кроме того, мне любопытно. Прошли сотни лет с тех пор, как что-то привлекало мое внимание так, как это сделала ты.

Я пристально смотрю на него. Сотни лет?

А потом он улыбается, показывая мне клыки, такие же, как у меня, и протягивает руку. Я смотрю на мягкую внутреннюю сторону его предплечья, на мгновение восхищаясь силой и чистотой его кожи, прежде чем замечаю темную вену, бегущую посередине, полную крови. Клянусь, я даже слышу, как шумит кровь, чувствую дрожь.

Он тянется назад и достает пару ключей от машины, но это старые ключи, такие, которые подходят к винтажному автомобилю «Форд», а на брелке — черный швейцарский армейский нож. Он ловко открывает его, демонстрируя лезвие, на котором отражается свет свечей.

Одним быстрым движением он рассекает лезвием вену,