Чистый цвет - Шейла Хети

беспорядочном, грязном, опасном и неправильном – совершенно не похожем на прекрасный новый мир, в котором однажды будут жить они.

* * *

Или, возможно, на самом деле мы не тоскуем по первой любви, несмотря на все песни и истории, которые внушают нам обратное. Возможно, мы просто готовим человеческую душу для еще более глубокой тоски, которую она почувствует однажды, когда ощутит каким-то своим тайным крошечным средоточием присутствие этой первой версии мира и в замешательстве будет стремиться вернуть ее со всеми ее несовершенствами.

Возможно, человеческая душа готовится к тоске, от которой не будет спасения, как только люди устроятся в новой версии мироздания. То место будет лучше во многом – во всем, что имеет значение. Оно будет райским по сравнению с миром, данным нам, сидящим тут на корточках, словно подростки в квартире с непристойностями на стенах.

Но как те люди будущего не смогут вернуться в прежнюю версию, так и мы никогда не сможем вернуть мир, в котором мы жили с нашей первой любовью. Так что он останется Богу в следующей версии, когда ему будут сниться темные сны о нашем мире. Он не то чтобы будет жалеть, что его нет здесь с нами, но почувствует, что в прошлом была особая витальность, которой нет в настоящем.

6

Теперь Мира работала в ювелирном магазине в отделе колец с драгоценными камнями. Среди них были розовые аметисты, ограненные в форме овалов и квадратов, маленьких груш и капель, – все яркие и блестящие. Миниатюрные бриллианты были втиснуты в золотые закрепки в форме полумесяцев и сверкали. Там были кольца из белого золота, розового золота и золота насыщенно желтых оттенков и холодной платины, содержавшие в себе глубокую и скрытную синеву. Мира целыми днями сидела и пристально разглядывала эти кольца. Элегантный золотистый топаз тридцатишестигранной огранки в форме прямоугольника был окружен крошечными белыми жемчужинками; кольцо сидело на пальце округло, крепкое, как миниатюрное яйцо. Арбузной окраски турмалины с полосками красного, переходящими в зеленый, напрашивались, чтобы их облизали, как леденец с разными вкусами на концах. Некоторые кольца были покрыты эмалью нежнейшего оранжевого или экстравагантно зеленого цвета. В уголке мужской печатки из черного опала была выгравирована падающая звезда.

Мира караулила эти яркие плоды, выкопанные из самого центра земли, а они лежали, пульсируя, на черном бархате. А потом в дверях появлялась какая-нибудь дама с толстыми морщинистыми пальцами, желавшая примерить тяжелый камень, или женщина с тонкими вялыми пальцами, слишком слабыми, чтобы носить даже самый маленький камушек, и суть красоты кольца пропадала, как только оно оказывалось на пальце.

Пока лучшие из ее бывших сокурсников писали статьи для журналов, Мира оставалась на одном месте, прикованная к магазину, зачарованная синими, как полночь, спесивыми сапфирами. Любой из преподавателей, знавший Миру со времен ее обучения в колледже, не удивился бы, увидев, как она сидит, ссутулившись, за прилавком магазина.

* * *

Потом в один день она прочла в газете, что Мэтти мертв. Ужасная авария. Его машину нашли в воде, а в ней сидел Мэтти.

Читая некролог, написанный его женой и двумя детьми, из тона их повествования и рассказанных историй становилось понятно, что Мэтти всегда был медведем. Конечно, в юношеском возрасте мало в ком можно признать медведя, ведь они еще не выбрали, ради кого жить. В среднем возрасте Мэтти усердно работал в хозяйственном магазине своего тестя. Он так и не потряс мир в качестве критика.

В тот день все твердые драгоценные камни казались водой. У Миры в груди была пустота. Вечером от нее потребовалось продать огненный рубин, обрамленный сорока бриллиантами. Когда она отказалась, ее босс привел продавщицу из отдела часов, и Мира ждала, пока старик расплачивался кредитной картой: шестьдесят тысяч долларов.

* * *

В срединные годы жизни культура уже не доступна тебе в той мере, в какой была раньше. Ты оказываешься почти исключенным из нее. Вечеринка гремит за закрытой дверью. Ты едва слышишь музыку и голоса, и обрывки подслушанных разговоров – это далеко не вся история. Нет особого удовольствия в том, чтобы улавливать отдельные звуки через стену. И дело не в том, что молодежь тебя исключает, так что не надо начинать завидовать молодым людям, которые сами не то чтобы хорошо проводят время. То, что они отлично выглядят, не значит, что они отлично себя чувствуют.

Богу не угодно, чтобы критика самой динамичной части культуры исходила от человека среднего возраста, поэтому сердце культуры скрыто от твоих глаз. Но когда Бог закрывает от твоего взора культуру, он открывает ему всё остальное. Но что же это остальное? Смена сезонов, птицы, ветер в кронах деревьев. Так что не нужно пытаться угнаться за прежними формами зрения. Вместо этого научись видеть по-новому. Возможно, сейчас тебе кажется, что зрение утрачено или что ты не понимаешь того, что видишь, и всё же здесь еще есть, на что посмотреть. Богу всё равно, что ты думаешь о музыкальной группе. Он проделал дырку в твоей голове, чтобы подобные вещи из нее выпадали. А ты всё пытаешься поместить туда подобные вещи! Дыра в твоей голове взялась там не просто так. Дыра в твоей голове нужна, чтобы выпадали одни вещи, а не другие. Найди вещи, которые не выпадают, и наполняй свою голову ими.

* * *

В середине жизненного пути Бог срывает с нас все покровы. Посмотрите, что на самом деле случается в середине жизни: упадок здоровья, смерть друзей, потеря работы, странное чувство времени. Все эти вещи служат доказательством того, что с человека срывают всё. Боги отрывают от нас наших родителей, наши амбиции, наши отношения с друзьями, нашу красоту – у разных людей разное. С одних людей срывают больше, с других – меньше. Они срывают с нас всё, что мешает им видеть нас яснее.

Чей-то бездумный брак в двадцать пять лет, наверное, простителен в свете юности, но когда с нас срывают покровы, все наши поступки рассматривают так, будто их совершил человек вечный и целостный. Без шика и красоты юности всё, что мы когда-либо делали, выглядит теперь иначе. Мы становимся способны увидеть сделанный нами выбор как обособленное деяние, сам по себе, а не как этап нашего жизненного пути, ведь если прогресс в истории человечества – всего лишь иллюзия, то же самое можно сказать о прогрессе в жизни отдельного человека.

* * *

В момент, когда срывают покровы, человек становится ясен самому себе. Мы получаем способность