Инопланетянка его мечты - Евгения Чепенко

– Он надолго? – поинтересовалась я на русском, как только хозяин покинул дом.

– Ночью придет.

– А до места, где я была, далеко?

Вангьял сощурился. Вопрос он понял и сейчас пытался проанализировать, почему я его задала.

– Далеко. Без донесений и без плана идти не стоит.

Я кивнула, стараясь не обращать внимания на подозрительный прищур янтарных глаз. Семена страха я в нем действительно прорастила. Пуньцог прав.

– Хочу достать свое оружие. Оно сильнее и точнее вашего.

Подозрительность уступила место спокойствию.

– На рассвете пойдем. Есть хочешь?

Я отрицательно покачала головой, чуть помедлила и подвинулась к Вангьялу совсем близко, вынудив его отвлечься от пищи на столе.

– Почему Пуньцог отшельник?

Желтые глаза сверкнули лукавством. Он всегда неровно дышал к моей бесцеремонности. Какая благовоспитанная женщина позволит себе вот так грубо прервать трапезу? Впрочем, никакая представительница высокого рода и не стерпит в этой стране столь грубого приглашения присоединиться к еде. Он обожал все это во мне.

– Не смог следовать пути.

Я молча приподняла брови. Вангьял усмехнулся:

– Путь – это древнейшее учение воинов силы. Духовное просветление и отречение от всего материального. «Следуй пути и познаешь», – процитировал он.

Я снова изобразила непонимание.

– У Пуньцога было больше вопросов, чем у главы ответов. Свобода и бесценность всякой жизни – он формулировал так же, как ты.

Последняя фраза далась Вангьялу заметно труднее. Мою бесцеремонность он любил, но говорить о бывшем наставнике не больно-то хотел. Зато мы добрались до истинных корней ревности. Наши взгляды с Вангьялом совпадали, неспроста ведь он решил начать другую жизнь, но он не шел против системы, как Пуньцог. И в этом было явное преимущество ястреба перед учеником.

– А женщин почему не любит?

Вангьял поджал губы. Помогать ему бороться с ревностью я больше не собиралась. Большой мальчик, справится сам.

– Женщин он любит. Даже слишком. Особенно умных. Он их изучает.

Большой мальчик справился, но с трудом.

– Вангьял, – позвала я ласково. Взгляд его смягчился.

– Расскажи о своем детстве.

– Расскажу, но сначала на вопрос ответь.

Я напряглась, настолько серьезным было выражение его лица.

– Ехал грека через реку. В реке рак, и дальше гр-гр. Это что?

Не сдержалась и от души рассмеялась, а по ответной улыбке поняла, что суровый взгляд желтых глаз был результатом талантливой игры одного конкретно взятого воина силы. Пояснить смысл поговорки и дословно перевести получилось у меня не сразу. Нетривиальная задача.

– Я так и думал, – поморщился донельзя довольный Вангьял. – Повтори еще раз.

– Ехал грека через реку. Видит грека – в реке рак. Сунул грека руку в реку. Рак за руку грека цап.

Воспроизвести чуждую поговорку без ошибок он сумел минут через десять.

– Теперь «зараза» и «паршивец доисторический».

– Нет уж! – не согласилась я. – Сначала мой вопрос.

– Ребенком рос умным. Теперь «зараза» и «паршивец доисторический».

Мой возмущенный возглас рассмешил Вангьяла. Играл со мной, получал удовольствие от игры и не скрывал этого.

– Так не пойдет!

– Как?

– Рассказывай о детстве! – Я подвинулась к нему совсем близко. С улыбкой он протянул руку и дернул меня за синюю прядь, выбившуюся из-под платка.

– Было бы что рассказывать. Мальчишкой родители отвели к подножию горы. Меня забрали, и больше я их не видел. В учении был прилежен.

Ответ был пугающим. Детство – не просто важный жизненный этап, а основополагающий. Когда человек с характером Вангьяла отзывается о собственном нежном возрасте с таким явным пренебрежением, жди беды, точнее, глубокой и чудовищной раны.

– Почему не видел? – в той же беспечной манере уточнила я. Сосредоточилась, начала анализировать и просчитывать каждое свое слово. Любое мое неосторожное движение причинит Вангьялу боль.

– Они погибли на обратном пути.

Неприятно быть правой. Он улыбнулся и с чрезмерным вниманием взялся поправлять платок на моей голове. Комментировать я не стала, просто тихо ждала и наблюдала. Молчание затянулось. От платка он перешел к моему лицу, погладил указательным пальцем подбородок, провел по шее до ворота, расстегнул на ключице верхние две пуговицы, ненадолго замер и вновь вернулся к покрытым волосам. На этот раз решил, что платок в моем гардеробе деталь лишняя.

– Я их плохо знал, а тогда еще и ненавидел. Было не жаль. Даже все равно.

Он расправил мои волосы, запустил в них пальцы и с нарочитым вниманием начал раскладывать по груди и плечам прядь за прядью.

– С ними в повозке была старая кормилица. Я ее «мамой» звал, пока не понимал, что к чему. Потом тоже называл тайком, когда никто не слышал. Она могла умереть за это, но все равно мне разрешала.

Лишние вопросы мне задавать не требовалось.

– Рабыня?

– Они такие разные. Все. – Вангьял снова подергал меня за короткие пряди на висках. – Переливаются на солнце. Одни совсем темные, синие, другие лазурные, третьи зеленоватые, как морская волна у берега.

Так вот откуда это отношение бережное к рабыне.

– Убийства ради свободы… Ее называли необходимой жертвой. Я был на суде.

И вот откуда пренебрежение и неприязнь к повстанцам. Люди действительно все разные.

Вангьял отогнул ворот моего одеяния и коснулся обнаженного плеча.

– А еще у меня есть невеста.

– Что? – В новый виток диалога я не вписалась. Невеста – это про меня? Или…

– Ее зовут Цэрин. – Он как-то подозрительно заулыбался. – Цанпо выбрал, поскольку я жениться отказывался сам. Она младшая дочь сестры его жены.

Я открыла рот и закрыла. В груди неприятно кольнуло. Я бы сказала, крайне неприятно. И этот укол начал медленно разрастаться в раздражение, а затем и в злость. Я умная, здравомыслящая женщина, обладающая необходимым для избранной профессии хладнокровием, к подобному оказалась не готова. Никогда не ощущала себя настолько обычной среднестатистической землянкой. Только теперь он решил рассказать?! Рабыню можно в курс дела не вводить? Цели достигнуть, а дальше начинать неспешно подсказывать, что ничего серьезного в виду не имел и вообще есть другая? Никогда еще в моей голове не рождались самые обыкновенные, недальновидные, глупые вопросы. Я глубоко вдохнула сквозь сжатые зубы и выдохнула.

Улыбка Вангьяла стала шире, и она же отрезвила. Ревность и обида не улетучились, но под контроль я их взяла.