Охота на ведьму - Астрид Фритц

Однажды Генрих даже вступил по этому поводу в бурную дискуссию со Шпренгером, считавшим, мол, нет никаких доказательств тому, что слог «fe» в «femina» восходит к «fides». Генрих возразил, что «minus» невозможно истолковать иначе и неполноценность женщины проявляется даже в сотворении новой жизни, при котором мужчина выступает создателем, женщина же – лишь сосудом для дитяти. Но Шпренгер пресек развитие спора в этом направлении, заявив, что пусть женщины и наделены меньшим умом и силой, зато они возмещают эти недостатки добросердечием, нежностью и покорностью.

– Эй, не толкайтесь! – Молодая девушка в очереди перед Генрихом возмущенно уставилась на него.

– Юница, ведомо ли тебе, с кем ты позволяешь себе говорить в таком тоне? – отступив на шаг, осведомился Крамер, думая, что эта девушка, похоже, того же возраста, что и Сюзанна.

– Нет, но мне плевать. Нам всем нужно пройти в город.

Генрих поморщился. Никакого уважения у этой молодежи. Впрочем, Сюзанна никогда не позволяла себе говорить подобным образом с представителями духовенства.

Он вздохнул. Ну что за проклятие – он уже в двух днях пути от своего родного города, а мысли о Сюзанне так и не покинули его. Перед отъездом он успел увидеть ее еще раз – в воскресенье после службы в церкви Святого Георгия она общалась с несколькими прихожанами. Судя по всему, Крамера она не заметила. И вид у нее был грустный.

Вдруг Генриха охватило странное чувство – ему подумалось, что он должен защитить Сюзанну от самой себя. Быть может, в ее душе не только отголоски уныния ее матери, но и что-то куда худшее? По дороге из Страсбурга приор заложил небольшой крюк, поехал через деревню Кестенхольц и там узнал то, что хотел. Старший брат Сюзанны, Грегор, действительно родился именно там, и роды принимала та самая повитуха Мария, которую потом справедливо сожгли на костре как ведьму. Это обстоятельство очень беспокоило Крамера, ведь повитуха под пытками созналась, что многих молодых женщин приняла в свой ведовской ковен и для того препровождала их в место, где водились насланные дьяволом бесы. Быть может, среди этих женщин была и Маргарита Блаттнер? Это объяснило бы ее меланхолию и самоубийство, ведь были женщины, противившиеся своему служению дьяволу и погибавшие от раскола в собственной душе. Если это предположение верно, из него можно сделать пугающий вывод: Сюзанна тоже могла входить в этот ковен, ибо известно, что после родов ведьмы часто отписывали душу своего ребенка, в первую очередь дочери, дьяволу. Да и сами их дети обычно появлялись на свет от совокупления с демоном.

Стражник на воротах без лишних расспросов пропустил доминиканца в город, и тот, ускорив шаг и волоча за собой упрямого осла, направился в сторону улицы Гербергассе, где находилось комтурство[81] иоаннитов.

Нет-нет-нет! Он не должен позволять себе такие мысли. Сюзанна – никакая не ворожея. Конечно, из-за юных лет нрав ее переменчив, а вера еще не укрепилась, она женщина и потому слаба и исполнена любопытства ко всему, что возбуждает в ней желание, а это может привести ее ко злу. Но ведьма ли она? Ни в коем случае! Нет, он больше не хотел думать о ней, у него, в конце концов, другие заботы.

С огромным облегчением Крамер неделю назад получил приглашение в Равенсбург, что позволило ему на некоторое время покинуть Селесту. В этом верхнешвабском городке Священной Римской империи требовалась его помощь как опытного инквизитора – так говорилось в письме равенсбургского капеллана[82] и императорского нотариуса[83] Иоганна Гремпера, с которым Генрих пять лет назад столь успешно провел судебный процесс в Вальдсхуте. В Равенсбурге отбушевала чума, а затем град побил урожай, и горожане негодуют, говоря, что без ведьм здесь не обошлось! Гремпер писал, что с магистратом уже все договорено, расследование начнется с его прибытием, но ему стоит поторопиться. Сам Гремпер поможет ему в Равенсбурге как нотариус.

Так значит, весть о его таланте инквизитора дошла и до Констанцской епархии! И давно пора, хотелось ему заметить! В конце концов, в этом крупнейшем немецком диоцезе кишмя кишели приверженцы этой новой, опаснейшей ереси. Год назад в Констанце – при немалом содействии Крамера – за ведовство была приговорена к сожжению на костре Урсула Ханер, но с тех пор в епархии ничего не происходило. Настало время и светским властям осознать всю серьезность этой угрозы и действовать последовательно.

В конце концов, он ведь не мог сам казнить людей, скажем, четвертованием, у него и так полно дел в Страсбургской и Базельской епархиях, да и что касается Констанца, в последние годы ему всякий раз приходилось настаивать на своем и всего раз удалось добиться приговора для двух дюжин пойманных им ведьм.

Чтобы судьям в Равенсбурге было на что опираться, за несколько дней до своего отъезда Генрих еще раз тщательно прочел «Directorium Inquisitorum»[84] испанского доминиканца Николаса Эймерика[85] и подготовил выписки из этого произведения, поскольку взять с собой книгу на восемьсот страниц было бы тяжело. К тому же она была слишком дорогой, чтобы вывозить ее из монастыря. Это руководство для проведения судебных процессов над еретиками содержало в том числе и алфавитный список из четырехсот еретических преступлений, о совершении которых надлежало допросить подозреваемых. За последние годы Крамер понял, насколько важна правильная постановка вопросов при допросе.

Таким образом, кроме борьбы с ужаснейшей формой ереси Генриха в Равенсбурге ждало воодушевляющее задание – научить светских судей и чиновников системе проведения судебных процессов над ведьмами. А главное, все это время он будет подальше от Сюзанны.

Селеста, начало октября 1484 года

Направляясь к колодцу в нашем переулке и помахивая пустыми ведрами в левой и правой руке, я даже не заметила, как начала тихо напевать.

Две работницы находившейся неподалеку дубильни проводили меня взглядом, когда я подошла к колодцу и начала накачивать воду в ведро.

– Какая ты сегодня радостная, – сказала старшая дубильщица.

Обе захихикали.

– День хороший, – перестав петь, заметила я.