Русская психиатрия от Николая II до Сталина - Тихон Иванович Юдин

1924 г. в больницах состояло 13 908 больных (6 649 мужчин и 6 959 женщин) при поступлении за год 31380 больных (20 389 мужчин и 10 991 женщина).

Смертность снизилась до 7,1 %. На 1 января 1925 г. состояло уже 16 608 больных (8 574 мужчины и 8 034 женщины).

На 1 января 1925 г. в Москве и Московской губернии (доклад В. А. Громбаха) было 2 650 больничных и 270 патронажных коек; смертность упала до 4,6 %. В Москве имелось уже 10 районных психиатров. Положено начало невро-психиатрической помощи в уездах, причем из 17 уездов Московской губернии в восьми имелись небольшие приемные больницы. Первые такие невро-психиатрические больницы были устроены А. П. Семеновым в Орехово-Зуеве (открыта 1 мая 1923 г.) и Н. С. Четвериковым в Серпухове.

В Ленинграде и губернии (доклад Н. Я. Смелова) на 1 января 1925 г. имелось 1 825 коек (Центральная больница Фореля с отделением для легких форм, 2-я и 3-я психиатрические больницы, Больница имени Балинского, Кооперативная лечебница, Больница имени Кащенко в Сиворицах, отделение при Паторефлексологическом институте, Диагностический судебный институт). Смертность упала до 6,1 %.

В Башкирии (доклад В. А. Беляева) в Уфимской больнице имелось уже 300 коек, смертность снизилась до 6,5 %. В двух кантонных городах открыты психоприемники, а в Уфе — отделение для психоневротиков на 30 коек, невро-психиатрический диспансер и при диспансере 10 стационарных коек.

На Урале (доклад Я. Г. Илиона) восстановлена Пермская лечебница на 720 коек (из них 100 коек для детей).

На Северном Кавказе (доклад А. И. Ющенко) было 775 психиатрических коек и 130 коек для невротиков,

В Сибири, за исключением Дальнего Востока (доклад И. И. Напольского), дело обстояло так. Помимо Томской окружной лечебницы, имелись в Омске — больница на 90 коек, в Иркутске — на 100, в Красноярске — на 40 коек; в Тюмени, Новониколаевске, Барнауле открылись небольшие психоприемники. В Якутии впервые за существование там психиатрического отделения появился психиатр (Штесс).

В Грузии в 1917 г. числилось 290 коек. В 1921 г. капитально перестроено Тифлисское психиатрическое учреждение. В 1925 г. в Тифлисе имелось 3 психиатрических учреждения на 300 коек и, кроме того, Тифлисский психоневрологический институт на 130 коек (проф. М. М. Асатиани), в Кутаисе — 60 коек; в 1921 г. устроена Сурамская колония для хроников на ПО коек. Предположено учреждение специального института для психоневротиков и учреждения для дефективных детей (доклад А. Ф. Гоциридзе). Раньше тифлисские учреждения должны были обслуживать почти весь Кавказ, теперь же они обеспечивали только Грузию.

Еще разительнее дело обстояло в Азербайджане (доклад З. И. Израеловича). При царизме в Баку была одна старая, крайне неблагоустроенная больница, теперь в Баку имелось две психиатрические больницы со 100 койками. В 1920 г. в Кировабаде была вновь открыта психиатрическая больница.

В Белоруссии (доклад Г. О. Голдблата) восстановлено психиатрическое отделение Минской городской советской больницы. В Могилевской психиатрической лечебнице, Витебской психиатрической больнице и трудовой колонии «Новинки» около Минска имелось в общем 750 больных. Минское отделение было отремонтировано, отстроен полуразрушенный корпус Могилевской больницы на 120 человек и там же строилось 3 отделения на 150 человек.

На Украине к октябрю 1925 г. во всех больницах имелось уже 3 900 больных (на 1 января 1925 г. — 3 659).

Большое число военных инвалидов с так называемым травматическим неврозом заставляло подумать о специальных для них учреждениях, так как, согласно докладу В. А. Громбаха, существующие типы психиатрических стационаров непригодны для большинства таких травматиков.

На совещании 1925 г. было раскритиковано и то широкое понимание невменяемости в судебной психиатрии, которое было установлено «Руководящими началами» 1919 г., приведшее к изъятию из ведения народного суда в медико-административном порядке целого ряда дел.

Жизненная практика показала, что на основе одних биолого-медицинских мероприятий, исходящих из непроверенных практикой теоретических построений, психиатры не могли справиться с неправильно признанными ими невменяемыми[107]. Жизнь показала, что преступность — прежде всего социальное явление, что решающим в предупреждении преступлений должен быть демократический советский суд, а не биологические теории. «Советский суд, применяя меры уголовного наказания…, имеет своей целью исправление и перевоспитание преступников», — говорится в Уголовном кодексе. Наказания как самоцели для советского суда не существует. Советское законодательство подчеркивает, что меры наказания не могут иметь цели причинения физического страдания или унижения человеческого достоинства. Среди мер наказаний советский уголовный кодекс предусматривает ряд гуманнейших исправительных мероприятий: объявляет предостережения, применяет условное осуждение (т. е. приговор не приводится в исполнение, если в течение определенного судом срока осужденный не совершит нового преступления), назначает исправительные трудовые работы без лишения свободы, налагает обязательства загладить причиненный вред. Поэтому-то всякого рода теории, ограничивающие компетенцию народного общественного суда, несомненно, были ошибочными.

Поэтому-то в «Основных началах» уголовного судопроизводства, изданных в 1924 г., в отличие от «Руководящих начал» 1919 г., статья о признании больных невменяемыми (статья 7) была уже редактирована так: «Меры медицинского характера подлежат применению в отношении лиц, совершивших преступление в состоянии хронической душевной болезни или временного расстройства душевной деятельности, или в таком болезненном состоянии, когда не могли отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими»… Относительно правонарушителей несовершеннолетних статья 19 Уголовного кодекса 1924 г. была сформулирована так: «Наказание не применяется к малолетним до 14 лет, а также ко всем несовершеннолетним от 14 до 16 лет, если в отношении их будет признано возможным ограничиться мерами медицинского надзора» (раньше суду не подлежали лица моложе 18 лет).

Относительно судебно-медицинской экспертизы криминальных, антисоциальных, «опасных» психически больных по докладам В. А. Гиляровского, Е. К. Краснушкина и И. Г. Оршанского было постановлено: «2. Расширить сеть институтов судебной психиатрии… 5. Принять для признанных невменяемыми душевнобольных принцип рассеивания по гражданским больницам, а для социально-опасных, признанных невменяемыми, организовать принудительное лечение».

В дальнейшем в судебнопсихиатрической области произошел еще ряд изменений[108]. До 1935 г. не было установлено четкой разницы в понятиях «принудительное лечение» и «помещение в лечебное заведение», не было указано порядка снятия с принудительного лечения, не было указаний, к каким больным следует применять принудительное лечение. Поэтому 17 июля 1938 г. Наркомздравом и Наркомюстом была издана инструкция, определяющая этот порядок. Больные, подлежащие принудительному лечению, могут выписываться из больницы, согласно этой инструкции, только с разрешения суда.

17 февраля 1942 г. была издана Наркомюстом, Наркомвнуделом, прокуратурой и Наркомздравом подробная инструкция о производстве судебномедицинской экспертизы. Статья 8 инструкции определенно указывала на необходимость давать оценку психического состояния испытуемого в момент совершения преступления и связанное с этим заключение о вменяемости, «так как не всякое душевное заболевание должно вести за собой освобождение от уголовной ответственности, а лишь такие состояния, при которых подсудимый не мог отдавать отчета в своих действиях или руководить ими».

13 мая