Принцип кентавра - Ирина Владимировна Соляная

большой как воздушный шар. В любом случае её очень трудно хранить. Тайна мешает жить спокойно. Но она делает жизнь человека не такой уж пресной. Тайна ограничивает тебя в твоих поступках и мыслях, и потому — тяготит. В душе каждый хранитель тайны мечтает, чтобы тайна была раскрыта. Влюблённый жаждет признания и боится его. Удачливый вор стремится стать знаменитым, чтобы его мастерством восхитились все. Поэт, пишущий в стол, грезит о признании толпы. Но развенчание тайны — это своеобразное свержение с пьедестала.

Я представляю собой исключение. Моя тайна не должна быть раскрыта, потому что она касается убийства. Пока моя тайна остаётся таковой — я могу жить спокойно. Я привыкла к своей жизни, и перемен в ней не жажду.

Моя тайна как картина, поверх которой написана ещё одна, а поверх другой — третья. К сожалению, есть люди, которые догадываются о какой-то части моей тайны, но я надеюсь, что сложить все части мозаики воедино у них не получится, так как для этого им нужно встретиться и поговорить. Но, как же они будут говорить, если совершенно не умеют слушать друг друга?

Надеюсь, я смогу водить за нос всех достаточно долго, а когда бдительность будет окончательно усыплена, я нанесу такой удар, от которого им точно не оправиться".

На этом записи обрывались. Возникало ощущение, что это только часть текста. Интрига беспокоила Хью Барбера и давало ему пищу для размышлений. Что можно почерпнуть из этого текста, учитывая, что он может носить биографический характер? Что если текст написан не Лаурой? Что если он написан не о Лауре? Что, чёрт возьми, происходит?

Глава 16. Последнее свидание

Хью полюбил прогулки по набережной. Изар был красивой в любое время года, но конец августа сам по себе был хорош, и раскрасил Изар яркими солнечными пятнами уходящего лета. Теплый мягкий вечер обещал приятную встречу с Лаурой. Хью остановился у цветочницы и купил букет белых астр, завёрнутых в упаковочную бумагу. Хью сомневался, понравится ли букет Лауре, но разве есть девушки, равнодушные к подаркам? Хью не знал, в какое время освободится Лаура от забот по дому и решил прийти к шести часам, полагая, что именно с этого времени следует отсчитывать понятие «вечер». Пока Лауры на набережной не было, Хью прогуливался между газетными киосками и изучал своё отражение в витринах. Светлые щёгольские джинсы, крупной вязки жакет и полосатая рубашка — всё куплено на аванс старухи Майер и вызвало невольную улыбку Барбера. Никогда ещё слежка за убийцей не превращалась для него в романтическое свидание, и никогда ещё Барбер не был так увлечён девушкой.

Несмотря на приятную внешность Барбер очень сомневался в своих мужских чарах. Ему казалось, что в облике не достает мужественности, брутальности. Слишком мягкая линия подбородка, никаких шрамов, серые глаза слегка навыкате. Ему бы хотелось иметь миндалевидный разрез глаз с небольшим прищуром, чтобы одним взглядом буравить насквозь подозреваемого. Мускулатура не перекачана, но угадывается под свободной рубашкой, а Барберу хотелось одним своим видом устрашать противника. Как бы хотелось иметь не пухлые девчачьи губы, а надменную полоску губ, которые бы кривились в глубокомысленной, всезнающей усмешке. И, конечно, возраст, вот главная проблема Хью Барбера. Никто не воспринимает всерьёз человека, которому от роду двадцать шесть лет. Не будешь же при знакомстве говорить о себе: «О, это я, тот самый Хью Барбер, знаменитый детектив, разыскавший похищенную Сьюзен Далли и раскрывший аферу Мюллерсонов».

Вдоволь насмотревшись на себя в стекло витрины киоска, Барбер с глубоким печальным вздохом двинулся вдоль набережной к стайке художников. Парни и девушки только начали размещаться, зазывая прохожих позировать для карандашных портретов. Фрёкен Голл стояла поодаль от всех и рисовала один и тот же пейзаж. Непокорная чайка бороздила небеса на неоконченном полотне, фрёкен Голл регулярно затирала холст, поэтому её чайка перемещалась из центра картины попеременно то влево, то вправо, в этот раз она и вовсе находилась в углу картины, причём походила на свежеощипанную курицу. Фрёкен Голл скосила глаза на Барбера и с усмешкой сказала: «О, цветы для Лауры!». Барбер снова рассмотрел букет и спрятал его за спину.

— Добрый вечер, фрёкен Голл. Прекрасная погода.

— Отучитесь говорить дамам банальности, мистер Петерс, и тогда у вас будет больше шансов покорить их сердца, — со знанием дела ответила ему фрёкен Голл.

— Спасибо за совет, — буркнул мнимый мистер Петерс и уже было собрался уйти.

— Лаура вряд ли придёт сегодня, когда погода безветренная, она гуляет в Английском саду с Борисом Казариным, везёт его коляску. Он любит поглазеть на книжные развалы и выпить рюмочку на свежем воздухе.

— Лаура мне назначила свидание, — независимым тоном произнёс Хью Барбер.

— О, вот как? Ну, желаю удачи, — с сомнением в голосе произнесла фрёкен Голл и окинула собеседника оценивающим взглядом. Рассматривая его примерно с минуту, она одобрительно кивнула головой и вернулась к работе над пейзажем.

Барбер почувствовал себя идиотом, вправду сказать, при общении с женщинами он зачастую себя чувствовал так. Немного помолчав, он решился задать вопрос фрёкен Голл.

— Фрёкен Голл, вы не поверите, но мне удалось встретиться с Борисом Казариным, — встретив удивлённый взгляд художницы, сообщил Барбер. — Мы очень продуктивно поработали, побеседовали о выставке «Лица и лики», и мне этот человек, поистине мэтр, показался очень интересным собеседником.

Фрёкен Голл презрительно фыркнула:

— Я-то о нём невысокого мнения. Хотя и не скрою, что мало его знаю. Этот Казарин такого туману о себе напустил… Приехал лет десять назад в Мюнхен, отрекомендовался русским диссидентом. Да никто и слыхом не слыхивал о таком диссиденте. По-немецки, правда, говорит отменно, да и на других языках тоже. Образован, полиглот, явно небедный…. Что ещё сказать? Живёт уединённо, с нашим братом-художником дружбы не водит. По крайней мере, я не знаю, чтобы у него кто-либо дома бывал… Инвалид-колясочник, сварливый и мизантроп. Вся его жизнь — это Лаура. Неразлучники.

— Значит, за ней никто не ухаживал из молодых парней? — ревниво осведомился Барбер.

— Нет, многие ухлёстывали. Да только она не принимает их ухаживаний. Посмотрит как-то высокомрно, так и охота пропадает за ней ухлёстывать. Других девчонок много. — фрёкен Голл резко повернулась к Барберу и спросила, глядя в упор, — вот объясните мне,