The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

оставляла такого простора для частных полицейских сил; обеспечить их судебный контроль было непросто. В США полиция рассматривалась не как орган иерархического "государства", а как часть местного самоуправления, что прямо противоположно ситуации во Франции и Японии, а также сильно отличается от Англии.

Английский полицейский конца XIX в. рассматривал себя как действующего под властью общего права и неписаной конституции, в то время как его американский коллега считал себя скорее представителем "справедливости" в конкретной ситуации, в которой он действовал. Маршал" американского Запада был безошибочным воплощением этого типа. Он также часто был единственным местным представителем далекой государственной власти. Более характерным для мира XIX века было разделение труда между полицией и жандармерией или армией . Идея о том, что для поддержания правопорядка внутри страны не должны привлекаться военные, была новой максимой политической культуры лишь в небольшом числе стран. Полиция исторически возникла позже армии, появилась в результате функциональной дифференциации и играла менее заметную роль в процессах государственного строительства. Ее задача заключалась не столько в создании, сколько в управлении государственной монополией на легитимную силу.

 

Дисциплина и социальное обеспечение

Хотя в организационном плане государственные аппараты в XIX веке имели меньше возможностей для вмешательства, они иногда предпринимали действия в тех областях повседневной жизни, от которых (европейское) государство начала XXI века уже давно отступило. Это различие напрямую связано с определением преступного поведения. История свидетельствует о широком разбросе в зависимости от того, пытается ли государство навязать религиозный конформизм или, в той или иной степени, считает себя хранителем частной "морали" своих подданных и граждан. По крайней мере, в протестантской Европе - и особенно в Великобритании - в XIX веке наблюдалась заметная морализация государственных функций, а значит, и полицейской деятельности. В викторианской и эдвардианской Англии полиция и суды стали поистине одержимы "профилактикой порока", преследуя в первую очередь проституцию, гомосексуализм (или "содомию"), пьянство и страсть к азартным играм - не только для того, чтобы защитить от этих проступков благочестивое большинство, но и для выполнения морального долга по улучшению нравственного состояния населения. Уголовная система в большей степени, чем прежде, являлась инструментом добродетели, не без националистических амбиций сделать страну нравственно «пригодной». В 1859 году Джон Стюарт Милль в своем эссе "О свободе" предостерег от такого вторжения в частную сферу, а вскоре после начала века Карл Краус в австрийском контексте разоблачил противоречия "морали и преступности". Необходимость такой полемики свидетельствует о серьезности проблемы.

В колониях криминализация также служила средством изоляции и контроля. Так, например, власти Британской Индии причисляли людей к племенам и кастам, которые градировались по шкале "наследственной преступности". К концу колониальной эпохи, в 1947 году, до 3,5 млн. человек, или 1% всего населения страны, были отнесены к 128 преимущественно мигрантским "преступным племенам", которые в полной мере ощутили на себе всю силу государственного преследования. Фактическое поведение, в частности передававшиеся из поколения в поколение преступные обычаи, взаимодействовало с официальным клеймением, создавая устойчивое определение этого меньшинства, и в 1871 г. Закон о преступных племенах закрепил их положение по отношению к колониальному государству. Среди методов контроля над ними были полицейская регистрация, обязательное проживание в определенной деревне, принудительный труд на расчистке земель. Аналогии с цыганами в Центральной Европе очевидны. Преступные племена" не были чистой выдумкой увлеченных таксономией людей. Сейчас считается вероятным, что эти группы произошли от кочевых племен Центральной Азии, которых распад Могольской империи в XVIII веке привел к замкнутому кругу отчуждения.

Не предполагалось, что индейские "преступные племена" будут "образованными"; они находились вне сферы, в которой "цивилизация" представлялась возможной и желательной. То же самое могло произойти и там, где почти одновременно с поворотом к более жесткому принуждению политика криминализации стремилась частично обратить вспять последствия освободительной риторики. В Алабаме, ранее одном из крупнейших рабовладельческих штатов Юга, после Гражданской войны и периода Реконструкции, особенно с 1874 г., сформировалась преимущественно черная каторжная среда. Появились новые преступления, и после короткого периода свободы тюрьма стала представлять новую угрозу для чернокожего населения. В рамках новой "системы аренды каторжников" пенитенциарные учреждения, ориентированные на получение прибыли, стали предлагать дешевую рабочую силу для новых промышленных предприятий и шахт Юга.

Главным заимствованием Японии из европейского арсенала дисциплинарных средств стало представление о тюрьме как о месте надзора и воспитания. Это повлекло за собой серьезные изменения в уголовном законодательстве. В период Токугава многие заключенные оппозиционеры писали об ужасающих условиях содержания в примитивных темницах, подобных темницам во многих других странах мира. В то время не существовало общепризнанного уголовного кодекса; первые такие кодексы, еще мало подверженные влиянию Запада, появятся лишь в 1870 и 1873 годах. В ранних сводах правил эпохи Мэйдзи по-прежнему оговаривались детали телесных наказаний, например, количество ударов в зависимости от тяжести проступка. В 1870-х годах все большее распространение получает идея о необходимости введения полезного труда для улучшения субъективного состояния заключенного, и в 1880 году вступает в силу первый уголовный кодекс, составленный по западному образцу (фактически - французским юристом). Основным принципом теперь было то, что любое наказание должно иметь санкцию закона (nulla poena sine lege) и не должно варьироваться в зависимости от социального статуса. Также в 1880-х годах начались попытки сделать образование систематической частью тюремной жизни. В этом отношении Япония вскоре опередила европейские страны. Уголовная реформа стала одним из важнейших вопросов мировой политики, критерием того, является ли та или иная страна частью "современной цивилизации" и способна ли она на решительные действия. Например, на рубеже веков китайская интеллигенция, заботящаяся о будущем Китая, в целом выступала за создание "образцовых тюрем" в европейском или североамериканском стиле.

В какой степени государство XIX века уже было государством всеобщего благосостояния? Старая политика, направленная на "бедных и нищих", со временем была ликвидирована в Европе. Во Франции планы революции по финансированию системы социального обеспечения, основанной на равенстве, остались нереализованными. Больницы, хосписы и другие коммунальные учреждения, характерные для старого режима, продолжали существовать, но все чаще под патронажем частных благотворителей. Правительства стран Западной и Центральной Европы построили множество новых комплексов, зачастую намеренно размещая больницы по соседству с психиатрическими лечебницами или работными домами. Помощь бедным и социальная дисциплина были практически неразрывно связаны между собой. Инициатива независимых работников была жестко ограничена, пока им было отказано в свободе объединений. После 1848 года во многих странах континентальной Европы на этой основе стали создаваться профсоюзы, потребительские общества, взаимное страхование. В Великобритании "дружеские общества " с аналогичными целями существовали еще дольше. Государство стремилось к расширению своего контроля в большей степени,