Неверная - Кира Романовская

и развить имеющиеся таланты. Сейчас взгляды всех троих сестриц были устремлены только на отдельный стол, где сидели все внуки четы Ковалевских. Девочки в чёрных платьях, мальчики в смокингах и бабочках, как и все взрослые. Старшему внуку было девятнадцать, младшей внучке девять. Они все будто чувствовали тревогу своих матерей и постоянно ёрзали на месте, поглядывая каждый на свою маму.

Артемида перевела взгляд в сторону невесты, Луиза в белом платье, в котором она была похожа на огромный кусок торта, даже не смотрела на своего мужа, что был одной ногой в могиле, а всё же пытался залезть на супружеское ложе с новой невестой. Луиза вдруг тепло улыбнулась и сделала жест рукой, её младший сын тринадцати лет повторил этот жест и расплылся в красивой улыбке, будто освещая ею черноту вокруг себя. Он был глухонемой с двух с половиной лет. Луиза не только выучила язык жестов сама, но и заставила сестёр и племянников сделать то же самое, чтобы её сын не рос в вакууме тишины среди родственников. Юра считал мальчика откровенным отбросом семьи и кривил лицо, когда замечал безмолвный разговор между внуками за столом. Артемида так и не выучила язык жестов, но точно знала, что Луиза сказала только что своему сыну самые важные слова — «я люблю тебя». Ковалевская так и не смогла их из себя выдавить в сторону сына, но его последние слова в её адрес всё ещё звучали у неё в голове…

Ковалевская взглянула в сторону мужа, по левую руку от него сидел самый страшный сбывшийся наяву кошмар её жизни — новый наследник состояния семьи Ковалевских. Он осматривался вокруг и хищно скалился похожей на отца ухмылкой, из-за этого мужчины участь её сына была предрешена. Артемида не справилась со своей задачей — пока Влад был единственным сыном и наследником, он был в безопасности.

Кощей осматривал по очереди гостей, ни один не решился отказаться от приглашения на свадьбу самого Ковалевского, его боялись, этим страхом был пропитан каждый взгляд, который он ловил то и дело на себе. Страх стал единственной валютой, которую он признавал в конце своей жизни, он питался им, и этот чужой страх будто давал ему ещё глоток живительного кислорода, чтобы прожить ещё один день. Больше всего страха он чувствовал от женщины, что сидела рядом с ним и была его женой сорок семь лет. Артемида была той постоянной величиной его жизни, на которую он, казалось, мог рассчитывать всегда. Что бы он ей не приказал, она бежала и делала. Как бы он с ней не поступал — она всё равно была рядом. Она вросла в него так сильно, что её было уже не оторвать. Это была не любовь, и даже не ненависть, а какая-то извращённая форма сосуществования двух людей, что готовы были идти по головам ради своих целей и шли, рука об руку.

Когда-то он её любил… Да, именно любил… Артемида была и осталась его единственной любовью. Недавно, рефлексируя над своей жизнью и подводя её итоги, он подобрал именно это слово к тому чувству, что испытывал к ней в начале брака. Волевая, пробивная девушка с гордым именем Артемида, длинной толстой косой густых волос смотрела на него с таким восхищением, что он был готов свернуть ради неё весь мир в бараний рог и преподнести ей в качестве подарка. Все его зарождающиеся чувства рассыпались, когда он понял, что любит она не его, а то, что он может ей дать. И он всё равно давал то, что она так хотела, забирая взамен гораздо больше.

День за днём он уничтожал в ней остатки той девушки, что встретил на комсомольском собрании и влюбился с первого взгляда, чтобы не было так мучительно больно испытывать эти чертовы невзаимные чувства. Всё это стёрлось со временем. Он перестал чувствовать, перестал любить, перестал жить… Всё, что имело для него смысл — власть. Над семьёй, детьми, людьми и их жизнями… Только это заставляю на краткий миг почувствовать себя живым. Отнимая чью-то жизнь, подчиняя себе чужую волю, он чувствовал себя богом. Артемида больше ему не поклонялась, она бросила его также, как сделал это сын. Почти в одно и то же время наследник и жена отказали от него. Впервые она пришла к нему с личным разговором по душам несколько лет назад. Она выпалила будто заранее выученную речь:

— Юра, ты победил рак, для тебя это второй шанс на жизнь. Живи как хочешь, с кем хочешь, я больше тебя беспокоить не буду, уеду за границу, никаких скандалов, никаких претензий с моей стороны больше не будет, за умеренную плату, естественно. На одном настаиваю — никакого развода, вместе до конца. Врач сказал, что детей у тебя больше быть не может, так что смысла в новой молодой жене и нет. Наш сын жену выгнал, а может убил, дерзай свою плоть и кровь, он твоя проблема. Мне дела до него нет.

Кощей был так поражён словами жены, единственной формой проявления чувств от которой были её скандалы и драки, так спокойно сказала о том, что оставляет его в покое, что ему стало не по себе. Их оставшееся общее дело по возвращению сына в лоно семьи провалилось. Ничего между ними будто не осталось… Он отпустил её, Юра всегда умел ждать, подождёт ещё. Пока она, гонимая старой привычкой не вернётся обратно, а гнилые зёрна, что он посеял в жизни сына взойдут и дадут урожай.

Юра хотел уйти из жизни красиво, умереть от мстительной руки сына, казалось ему приемлемым вариантом, но этот слабак наложил на себя руки сам. Ковалевскому всегда было интересно, что думали люди в последние минуты своей жизни? Владлен, наверняка, о своей женушке и детях. А о чём думал Калдыр, когда увидел своего бывшего патрона над собой с пистолетом в руке? Наверное, о том, что зря он его предал. А что думали двое других его недавних жертв?

*****

Дина в свои последние часы упивалась от жалости к себе и водкой с тоником. Она несколько раз переписывала предсмертную записку, никак не достигая идеала своего писательского мастерства. Наконец, получилось что-то стоящее, где виновный в её смерти был разоблачён. Дина не видела для себя иного выхода, она была просто не приспособлена к жизни без папы и братьев, и даже без проклятого мужа. Она не знала, откуда теперь брать деньги, как решать проблемы, что взвалила на неё мать, у которой