Распутник - Сара Маклейн

— Смотрю, тебе понравилось выдвигать мне требования.

— Я вышла за тебя замуж. Полагаю, ты тоже мог бы пожертвовать чем-нибудь, учитывая, что я отказалась от всего, чтобы ты смог получить свою землю.

Они долго ехали молча, затем Борн сказал:

— Я буду посещать все необходимые приемы. — Он со скучающим видом смотрел в окно. — Начнем с Тоттенхема. Его, пожалуй, можно назвать почти моим другом.

Виконт Тоттенхем считался одним из самых завидных холостяков общества и имел безукоризненную мать.

— Хороший выбор. Он должен тебе денег?

— Нет. — Снова молчание. — Мы сходим к ним на обед на этой же неделе.

— У тебя есть приглашение?

— Пока нет.

— Тогда как...

Он вздохнул:

— Видишь ли... Я владею одним из самых прибыльных игорных домов в Лондоне. В Британии можно по пальцам перечесть тех, кто не найдет времени поговорить со мной.

— А как же их жены?

— А что с ними такое?

— Думаешь, они не будут тебя осуждать?

— Полагаю, все они мечтают заполучить меня в свои постели, так что в гостиных они для меня место найдут.

Пенелопа резко повернула к нему голову, услышав столь бестактные слова. Разве можно говорить такие вещи своей жене? При мысли, что он может проводить время в постелях чужих жен, ее передернуло.

— Мне кажется, ты переоцениваешь значение своего присутствия в чужих спальнях.

Он вскинул бровь.

— Полагаю, после сегодняшней ночи, ты изменишь свое мнение.

Тут перед ней замаячил призрак первой брачной ночи. Пульс у Пенелопы участился, хотя ей захотелось чем-нибудь проткнуть Майкла насквозь.

— Гм. Ну, даже если ты и обладаешь способностью околдовывать светских женщин, ручаюсь, что на людях они куда более разборчивы, чем наедине. А ты недостаточно хорош.

— Я счастлив, что ты все же распознала правду, жена. Лучше всего сразу оставить любые надежды на то, что я могу оказаться порядочным человеком или порядочным мужем. — Он помолчал, счищая с рукава какое-то пятнышко. — Женщины мне не нужны.

— Женщины — привратники светского общества. Так что на самом деле они тебе нужны.

— Вот поэтому у меня есть ты.

— Одной меня недостаточно.

— Почему нет? Разве ты не безупречная английская леди? Теперь ты маркиза Борн. Не сомневаюсь, что очень скоро ты вызовешь самый пристальный интерес, милая. Вспомни День святого Стефана.

Пенелопа прищурилась. Если бы он сейчас вывалился из кареты и скатился в канаву, Пенелопа не расстроилась бы ни капли. Она бы даже не остановилась, чтобы подобрать его останки.

И ей плевать, вернется к нему когда-нибудь Фальконвелл или нет.

Но вот сестры ей не безразличны, и она не допустит, чтобы их репутацию омрачила репутация мужа. Пенелопа глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

— Тебе придется снова доказывать свою ценность. Они захотят это увидеть. И поверить, что я это увидела.

Он кинул на нее недовольный взгляд.

— Я стою в три раза дороже, чем большинство уважаемых членов общества.

Пенелопа помотала головой.

— Я имею в виду твои человеческие достоинства.

Он застыл.

— Любой, кто знает мою историю, скажет, что таких достоинств у меня нет. Я их утратил десять лет назад. Может быть, ты не слышала?

Пенелопа понимала, что вопрос он задал скорее риторический, но решила не сдаваться.

— Слышала. — Она вздернула подбородок и уверенно встретила его взгляд. — И ты готов позволить единственному глупому, по молодости грешку довлеть над тобой всю жизнь? И надо мной заодно, поскольку я теперь твоя жена.

— Я потерял все. Сотни тысяч фунтов. Из-за одной карты. Потеря была колоссальной, достойной занесения в учебники истории. И ты называешь это грешком?

Она сглотнула.

— Сотни тысяч?

— Чудь больше, чуть меньше.

— Из-за одной карты?

— Из-за одной.

— Тебе крупно не повезло. Но это уже в прошлом. Теперь ты должен показать себя настоящим джентльменом. Если мы хотим убедить общество, что мои сестры достойны хороших мужей, ты должен как мой муж быть на высоте положения.

Он молчал очень долго. Так долго, что она испугалась, не зашла ли чересчур далеко. Затем пристально взглянул на нее.

— Давай выложим карты на стол, хорошо? Ты хочешь успешного сезона для своих сестер и хороших мужей для них. Хочешь моего возвращения в общество. Что еще, Пенелопа? Проси сейчас — или уже никогда.

Чего она хочет от него?

Большего.

Словно кто-то прошептал это слово — не просто эхо того вечера, когда все казалось таким далеким... того вечера, что изменил все, кроме одного. Возможности быть чем-то большим, чем марионеткой для него, ее семьи и всего общества. Возможности получить удивительный опыт. Удивительную жизнь.

— Я хочу больше, чем простую правильную жизнь в качестве простой правильной жены.

Похоже, он растерялся.

— И что это значит?

— До сих пор я жила, как образцовая молодая леди... и превращалась в образцовую старую деву. И это было... ужасно. — Собственные слова удивили ее. Никогда раньше она не думала, что это ужасно. Никогда не представляла себе ничего другого. До сих пор. До него. А он предлагает ей шанс изменить это. — Я хочу другого супружества. Такого, где мне будет позволено быть чем-то большим, чем просто леди, проводящей свою жизнь за вышиванием и благотворительностью и не знающей ничего, кроме любимого пудинга мужа.

— Мне все равно, будешь ты вышивать или нет. К тому же я припоминаю, что шитье и ты не очень сочетаетесь.

Пенелопа улыбнулась:

— Отличное начало.

— И если ты не подаришь благотворительности ни единой минуты времени... честное слово, не представляю, чтобы это меня хоть чуть-чуть обеспокоило.

Улыбка стала шире.

— Тоже многообещающе. Полагаю, любимого пудинга у тебя нет?

— Нет, ни один не стоит упоминания. — Он помолчал, глядя на нее. — Похоже, есть и еще что-то?

Пенелопа понравилось, как это прозвучало. Мелодично. Обещанием.

— Надеюсь, что да. И мне бы очень хотелось, чтобы ты мне это показал.

Его глаза мгновенно потемнели, сделавшись прелестного болотистого цвета.

— Не уверен, что я тебя понял.

— На самом деле это очень просто. Я хочу приключения.

— Какого именно?

— Того, что ты пообещал мне в Фальконвелле.