Пленница босса мафии - Екатерина Орлова

Отнимаю ладонь от горящей ярко-красным кожи и рассматриваю отметины. Мы с Мишель оба тяжело дышим. Не может быть, чтобы она…

– Разведи ноги в стороны, ― командую я.

Притихшая Мишель подчиняется. Я провожу рукой между ее ног.

– Блядь, детка, ― выдыхаю я, проводя по мокрым складочкам.

Я тут же располагаюсь между ее ног, спускаю штаны и боксеры, высвобождая каменный член. Его аж сводит от боли. Я так давно не погружался в Мишель, что, казалось, член каждый день пытался мне об этом напомнить. Я сжимаю его ладонью и несколько раз провожу вверх и вниз, мучая сам себя и Мишель заодно. А потом пристраиваюсь у входа и легонько толкаюсь вперед, только головкой, а у меня уже начинает кружиться голова. Такое ощущение, что прошла вечность с нашего последнего занятия сексом. Мишель подается мне навстречу бедрами, пытаясь насадиться на член целиком. Я развожу в сторону руки, позволяя ей это делать, потому что мне слишком хорошо, чтобы сейчас остановиться.

Не встретив сопротивления, моя девочка слегка отступает и насаживается резче, пытаясь принять меня целиком. Мы протяжно стонем. Меня слегка ведет в сторону от эмоций и ощущений. Я хватаюсь за бедра Мишель, чтобы удержать равновесие, а потом врываюсь на всю длину, и она взвивается над кроватью, упираясь в нее ладонями. Я кладу руку на плечо Мишель и подталкиваю немного вперед, чтобы она снова легла грудью на матрас. Потом дергаю ее бедра выше так, что Мишель приходится стать на носочки, чтобы я мог брать ее под тем углом и настолько глубоко, как мне того хочется.

Я долблюсь в Мишель без остановки, вырывая из нее стоны и неразборчивый шепот. Всхлипы, которые возносят меня на новый уровень удовольствия. Она всхлипывает не потому что плачет, а потому что думает, что очередной оргазм ее убьет. И каждый раз, когда она кончает, я не даю ей ни минуты на отдых, продолжая врываться в ее тело. Я знаю, что ей нужно дать это короткое время, чтобы прийти в себя, но не могу остановиться даже ни на секунду. Наверное, так я наказываю ее за непослушание. Но еще я эгоистично гонюсь за своим удовольствием.

Когда оргазм накрывает меня, я едва удерживаюсь на ногах. Меня так трясет, что, кажется, я сейчас рухну на колени. В глазах темнеет, и я впиваюсь пальцами в бедра Мишель, не позволяя ей сдвинуться ни на миллиметр. А потом я наваливаюсь сверху и утыкаюсь лбом между ее лопаток. Тело Мишель подрагивает, а пальцы до сих пор сжимают простыни.

– Еще раз сбежишь от меня ― вместо ладони будет ремень, ― хрипло произношу я, лаская влажную от пота кожу спины губами.

– Даже ладонью больно, ― шепчет она в ответ.

– Ты заслужила.

Мишель замирает на мгновение, а потом пытается выбраться из-под меня, толкаясь руками и ногами. Но я держу ее крепко, потому что прекрасно понимаю, что она будет делать дальше.

– Да пошел ты! ― шипит она, как разъяренная кошка.

– Куда? Сюда? ― спрашиваю я, проталкиваясь пальцами между ягодиц и поглаживая тугое отверстие. ― Только скажи, и я буду там.

Мишель замирает.

– Ты же не серьезно.

– Более чем, миссис Фоули. Хочу наказать тебя всеми доступными мне способами.

И в доказательство своих слов я легонько толкаюсь снова твердым членом в ее ягодицу.

– Иди подрочи, у тебя отлично получается.

Я смеюсь от души.

– Все-таки не оставило тебя равнодушным зрелище той ночью, правда, Мишель?

– Конечно. Ты так резко дергал рукой, что вся кровать шаталась.

Мой смех становится громче. Я приближаюсь губами к уху Мишель.

– Давай, признайся, Мишель. Ты возбудилась, глядя на меня.

– Отвратительное зрелище, ― парирует она.

– Отвратительное, значит?

Я резко разворачиваю ее и укладываю спиной на кровать. Раздвигаю ноги Мишель и ставлю пятками на край матраса. Она пытается свести колени, но я легонько шлепаю ее по внутренней поверхности бедер.

– Не двигайся, ― приказываю я и, опустив руку, обхватываю член ладонью.

Начинаю двигать рукой и вижу, как зрачки Мишель расширяются. Как учащается ее дыхание и подрагивают пальцы. Как жадно она смотрит на мою руку, крепко сжимающую ствол. Да, детка, отвратительное зрелище. Особенно это подтверждают соски, которые превратились в твердые камешки. Уловив все реакции, которые ожидал, я подтягиваю Мишель за бедра на край и снова вхожу в нее до упора.

Финн

– Если ты уснешь, мы так и не поговорим. А самолет ― это единственное безопасное место сейчас.

Мишель лениво выводит узоры на моей груди и периодически зевает, пока я перебираю ее волосы. Я лежу на кровати на спине, так до конца и не стянув брюки, а Мишель наполовину лежит на мне, прижимаясь всем телом. Ее голова на моей груди, и последние минут десять она лениво комментирует то, как бьется мое сердце.

– Объясни толком, почему ты скрывал от меня свои намерения. Мне было бы легче переносить происходящее.

– Потому что ты как открытая книга. Все твои эмоции легко считать с лица и жестов.

– Но ты мог бы быть немного поласковее.

– Не мог, Мишель.

– Тогда объясни, ради чего все это делалось.

– Мне нужно было показать всем, что ты для меня практически ничего не значишь. Что я женился не на тебе, как на женщине, а как на инкубаторе, который способен выносить и родить ребенка.

– Я никак не пойму, зачем.

– Затем, чтобы защитить тебя. Чтобы вот как сегодня тобой никто не воспользовался, чтобы надавить на меня.

– А на тебя надавили? ― спрашивает она, приподнимая голову и глядя мне в глаза.

– Не забивай себе этим голову.

– Скажи, О’Салливан так же относился к своей жене? Если да, то мне ее жаль.

Я киваю.

– К жене относился еще хуже, а вот к любимой женщине со всем теплом и любовью.

– О, ― брови Мишель ползут вверх. ― Жена и любимая женщина у него были не одним человеком?

– Нет, Мишель.

– А детей у него не было?

– Почему же? У старика было и есть двое детей: сын и дочь. Дочь от любимой женщины, а от жены ― сын.

– И где же он?

– Жив и здоров. И даже помогает мне бороться с преступностью. Или я ему помогаю. ― Мишель хмурится, не понимая, о чем я говорю. ― Это Адриан.

– Правда-а-а? ― тянет она в шоке.

Я киваю и коротко рассказываю историю Адриана. Отец ненавидел свою жену, частенько поколачивал, был жестоким, всячески ее унижал. Адриан рос с ненавистью в сердце. Как к отцу, так и к его деятельности в целом. Как он, поступив в университет, поставил перед собой цель уничтожить ячейку отца, и все эти годы упорно шел к своей цели.