Последний штрих к портрету - Людмила Мартова

В квартире, в которой они оказались, было много антикварной мебели, хрусталя, высокие потолки и сигаретный дым, висящий в воздухе так плотно, что, пожалуй, мог выдержать пресловутый топор. Никакого Высоцкого, разумеется, не было, только магнитофонная бобина с его голосом и песнями, и рассерженная Глаша хотела уйти, но силы внезапно кончились, и она, взяв бокал с шампанским, уселась в укромном месте, забившись в угол дивана, и прикрыла глаза, уносясь под «Привередливых коней» куда-то далеко-далеко, в неожиданно тяжелые думы.

«Хоть немного еще постою на краю», – неслось по комнате, и Глаша вспоминала холодный и чужой вокзал в Чите, на котором она осталась одна. Совсем одна. Что ж, надо признать, что в итоге вышло все гораздо лучше, чем она себе представляла.

– Можно присесть? – она подняла голову и увидела мужчину, который казался гораздо старше всех присутствующих на вечеринке юнцов. На вид ему было лет тридцать, может, даже больше. У него были кудрявые, зачесанные назад густые волосы с ранней сединой, крупный покатый лоб, красивые глаза, синие-синие. Никогда до этого Аглая Колокольцева не видела таких синих глаз.

Она молча подвинулась, освобождая место рядом с собой. Посмотрела вопросительно в ожидании, что мужчина представится. Несмотря на всю его привлекательность, становиться легкой добычей она не собиралась.

– Владимир Каплевский, – ответил он на ее невысказанный вопрос. – Старший брат вон того высокого олуха, который пригласил друзей на эту вечеринку в квартиру наших родителей. Они на даче и разрешили ему устроить здесь этот содом и гоморру, но при условии, что я пригляжу за молодняком.

– Так вы выполняете роль дуэньи? Или надзирателя? – усмехнулась Глаша.

– Нет, просто готовлюсь вмешаться, если вдруг их потянет на глупости. Хотя, надо признать, пока что на глупости тянет только меня.

– На какие именно? – чуть надменно спросила Глаша. Сердце у нее сладко замирало в ожидании ответа.

– Например, похитить вас с этого дивана и покатать на пароходике по Москве-реке. Если вы согласитесь, то я обещаю взять с собой шампанское и еще поиграть вам на скрипке.

– А вы уверены, что хорошо это делаете? – усмехнулась Глаша. – Дело в том, что мой брат, с которым я сюда пришла, скрипач, и его отец, мой дядя, – тоже, так что вам не повезло, я довольно неплохо в этом разбираюсь.

– Кто ваш брат? – ее собеседник обвел глазами комнату и веселящуюся вокруг молодежь. – Если Борька Лондон, то он не скрипач, а ремесленник. А его отец, конечно, крепкий профессионал, но не более, а я войду в историю, и если вы действительно разбираетесь в музыке, то у вас есть шанс проверить, что я говорю правду.

– Кажется, вы сказали, что вас зовут Владимир Каплевский, а не Давид Ойстрах, – сощурилась Глаша. – Или я плохо расслышала?

– Меня зовут Владимир Каплевский, и я – один из любимейших учеников Давида Федоровича, – сообщил ее собеседник безмятежно. – Ну что, будете проверять? Если да, то я пошел добывать непочатую бутылку шампанского.

Спустя два месяца Аглая Колокольцева вышла замуж. Лондоны, немного встревоженные поспешностью ее брака, тем не менее, выбором своей молодой родственницы гордились. Владимир Каплевский действительно подавал большие надежды, много гастролировал за рубежом, и было видно, что свою молодую жену он любит до беспамятства. Выйдя замуж и переехав к мужу в его большую квартиру на Цветном бульваре, она настояла на том, чтобы остаться Аглаей Колокольцевой, наотрез отказавшись менять фамилию.

– Это – память о прошлом, – сказала она мужу, и тот не стал настаивать, отметив только, что их дети будут носить его фамилию. И точка.

Против этого Аглая возражать не стала. Родившуюся в 1976 году дочку она, по семейной традиции, назвала в честь бабушки, своей мамы. Наблюдая за Оленькой Каплевской, смешно ковыляющей по бульвару на крепеньких толстеньких ножках, Аглая иногда поднимала глаза, чтобы посмотреть на пробивающуюся через кружевную зелень синеву неба, невольно вспоминала оставшийся далеко-далеко в прошлом Магадан, все свое детство, сейчас скрытое пеленой лет, не менее кружевной, чем сплетение листвы над головой, и улыбалась, радуясь тому, что когда-то так верно все рассчитала.

* * *

Глядя на следователя Бекетова, Катя искренне радовалась, что так верно все рассчитала. К рассказанной Аглаей Тихоновной истории он отнесся с полной серьезностью и начал с того, что направил запросы в Магадан, чтобы собрать имеющуюся информацию о гибели Колокольцевых в июне 1969 года и материалах заведенного по этому факту уголовного дела, а заодно о Дмитрии Зимине, однокласснике Аглаи Колокольцевой, Ирины Птицыной и Антонины Селезневой. Он обещал, что, получив информацию, сразу позвонит и все расскажет, но Катя не могла оставаться спокойной, пока ее кумиру что-то угрожало, поэтому дергала следователя звонками каждый день.

Он должен был раздражаться, но только посмеивался, и за это Катерина Холодова была ему очень благодарна. Глаша-младшая по-прежнему жила у Ани, потому что похороны ее бабушки все переносились. Сначала полиция не отдавала тело из-за расследования, потом из-за карантина и служебных забот отец никак не мог прилететь в Москву, чтобы организовать все, что положено. Но караулить себя в своей квартире Аглая Тихоновна больше Кате не разрешала.

– Будет тебе, – сказала она на третий день, когда Катя позвонила после репетиции предупредить, что скоро придет, – побаловались и хватит. Я не грудное дитя, так что вполне обойдусь без няньки.

– Аглая Ти…

– Будет, я сказала, – пожилая женщина властно повысила голос, и Катя тут же стушевалась, больше всего боясь показаться навязчивой. – Признаться, смерть Антонины выбила меня из колеи, но я уже полностью пришла в себя и в компаньонке не нуждаюсь. Катя, живи своей жизнью, пожалуйста. А меня ни охранять, ни развлекать не нужно. А если и нужно, то вон ко мне сегодня Вадим вечером приедет. Чаи погоняем, в дурака сыграем, молодость вспомним. Все, Катюша, закрыли тему.

Так и получилось, что впервые с начала этой недели у Кати выдался совершенно свободный вечер. Назавтра у нее было запланировано занятие в Открытом театре, пусть онлайн, но все-таки, а сегодня она была совершенно ничем не занята и с некоторым предвкушением ждала вечера, который можно провести одной в квартире: принять ванну с ароматной пеной, открыть бутылочку розового вина, нарезать ароматного сыра, разложить на тарелке свежую клубнику и виноград, рассыпать горсточку орехов и расплавить в микроволновке ложку привезенного в прошлом году подругой с Алтая ароматного меда. Если при этом еще включить любимый сериал, так просто удовольствие, а не вечер.

Она почти осуществила задуманное, по крайней мере, вино было уже открыто, сыр порезан, в ванну набиралась вода, взбивая упругую шапку вкусно пахнущей пены, когда ей позвонил Бекетов.

– Да, Владимир Николаевич, – сказала Катя с замиранием сердца. Его звонок явно значил, что он наконец-то что-то узнал, – я вас слушаю.