Последний штрих к портрету - Людмила Мартова

– Какой же?

– Кто придумал историю об их встрече с Антониной Демидовой на Цветном бульваре. Сама Антонина или твоя Аглая Тихоновна?

– А зачем Аглае Тихоновне это придумывать? – с удивлением спросила Катя. – Кроме того, она никак не могла знать ни про пропавшее из квартиры родителей золото, ни про то, что тогда, в шестьдесят девятом, пьяный Зимин после их с Ириной отъезда приходил к Антонине искать их адрес. Этого никто не мог знать, кроме Антонины.

– Да, это так, – согласился Бекетов. – Узнав о смерти своей бывшей подруги, которую она не видела пятьдесят лет, твоя Аглая Тихоновна никак не должна была вспомнить их беспутного одноклассника. И связать это убийство со смертью своих родных тоже не должна была.

– Вот видишь, – воскликнула Катя, даже не заметив, что вдруг перешла с суровым Бекетовым на «ты».

– Тогда остается только одно. Спустя пятьдесят лет после расставания со своей старой подругой Антонина Демидова приехала в Москву, к своей внучке. Тут она случайно узнала, что Аглая Колокольцева жива-здорова и живет совсем рядом. Антонина увиделась с Аглаей и поведала ей выдуманную историю о встрече с человеком, которого Колокольцева не любила и боялась. Она сделала все, чтобы запугать Аглаю Тихоновну рассказами о том, что этот самый человек ищет ее и когда-то украденное золото, а затем смогла повернуть ситуацию так, чтобы ее пригласили на день рождения к Колокольцевой, то есть в ее квартиру.

– Да, но зачем?

– Возможно, она много лет думала о рассказанной когда-то Зиминым истории о золоте. Из рассказа выходило, что золото здесь, в Москве, у Аглаи. Возможно, она решила его получить. К примеру, для того, чтобы купить внучке квартиру. Помнишь, твоя Аглая рассказывала, что она переживала, что ее Тонечка вынуждена жить в съемном жилье?

– Никак не могу привыкнуть к тому, что Аня – Тонечка, – мрачно сказала Катя. – И ко всей дикости происходящего тоже привыкнуть не могу. Если Зимина давно нет в живых, если Антонина решила обокрасть Колокольцевых, а для этого втиралась в доверие и запугивала Аглаю Тихоновну несуществующей угрозой, то кто тогда убил Антонину?

– Тот, кто решил ее остановить, – тихо сказал Бекетов. – Вот что, Катя, расскажи-ка мне все, что знаешь о близком окружении Колокольцевых. Получается, что кто-то из тех людей, которые вхожи в семью, мог забеспокоиться из-за появления Антонины. Кто-то за ней явно следил.

* * *

Кто-то за ней явно следил. Оля Каплевская, студентка второго курса геологического факультета МГУ была в этом совершенно уверена. Кто и почему вдруг установил наблюдение за восемнадцатилетней девчонкой, она не знала, но факт оставался фактом: этого мужчину, всегда одного и того же, она видела каждый день уже вторую неделю. Когда она сбегала со ступенек университетского корпуса, он околачивался под деревом неподалеку, когда выходила из библиотеки – сидел на лавочке у входа, а пару раз Оля видела его и у собственного дома, в котором они с мамой теперь жили вдвоем.

По отцу, умершему от рака после года борьбы, Оля скучала ужасно, но, как это ни цинично звучало, была рада, что он, наконец, умер. Точнее, рада тому, что смерть оборвала нечеловеческие страдания, на которые был обречен самый главный человек в ее жизни. С мамой у нее отношения были ровные, но не особо теплые. Мама была женщиной суровой, как и положено блистательному хирургу, постоянно пропадала в больнице, приходила вымотанная и физически, и эмоционально, сил на эмоции у нее уже не оставалось, да и нежной она не была.

С отцом все было по-другому. Конечно, Владимир Каплевский, скрипач с мировым именем, много гастролировал, проводя за границей по нескольку месяцев подряд, зато, когда он возвращался, в жизни Оли наступал праздник, в котором было много объятий, смеха, подарков, безудержной отцовской фантазии и буйства эмоций. Оля Каплевская выросла в безусловной любви, которой ей сейчас отчаянно не хватало.

Отец уходил в тот нелегкий год, когда Оля оканчивала школу и определялась с выбором будущей профессии. Мама, разумеется, хотела, чтобы она была врачом, папа – музыкантом, но Оля не чувствовала в себе тяги ни к отцовскому, ни к материнскому поприщу. С самого детства ее интересовали камни, а еще путешествия. Маленькая Оля не могла усидеть на месте дольше пятнадцати минут, ее все время тянуло на открытия и исследования, а счастливее всего она чувствовала себя тогда, когда садилась в самолет или поезд, чтобы отправиться к новым, неизведанным местам. Из этой ее страсти и родилась будущая специальность – Ольга твердо решила, что станет геологом.

Когда она открылась родителям, папа уже болел, отчаянно борясь с коварным недугом, исподволь подтачивающим его силы и решимость выжить, а маме, пожалуй, было все равно. Папины похороны пришлись на разгар выпускных экзаменов в школе, и, пожалуй, мало кто удивился бы, если бы Оля их завалила или не поступила в институт. Но Оля была убеждена, что любое дело, за которое берешься, нужно делать максимально хорошо, поэтому школу она окончила с золотой медалью, как мама когда-то, и в университет поступила легко, словно играючи.

Пока она готовилась к экзаменам, ей становилось немного легче. Она говорила себе, что папа просто уехал на очередные гастроли и скоро вернется, и оттого было не так больно приходить в пустую квартиру, все еще хранившую как отцовские вещи, так и одному ему присущий запах. Отца не стало в мае, а в сентябре в Олиной жизни появился Вася Антонов, снявший с ее плеч большую часть невыносимой скорби. С Васей все стало совсем иначе.

Мама появления в Олиной жизни Васи, кажется, даже не заметила. Она все так же пропадала на работе, дежурила ночами, разрабатывала сложные операции. Оля знала, что медикам задерживают зарплаты. Всем в их стране задерживали зарплаты, при условии, конечно, что работа была в принципе, но на жизни их семьи это никак не сказывалось. Деньги были, и еда в холодильнике была, и новые сапоги, если Оля говорила маме, что старые порвались, и джинсы, и модные польские кофточки.

Сама мама одевалась в «Березке», и Оле тоже иногда перепадали оттуда какие-то вещи, хотя модницей она, в отличие от мамы, не была, предпочитая джинсы любой другой одежде. Для будущего геолога это было правильно. Вопросов о благосостоянии семьи Оля не задавала, знала, что отец оставил достаточно, чтобы они ни в чем не нуждались. Работая за границей, он получал гонорары в валюте, и мама, обладая врожденным чутьем, ни в какие банки ее не относила и ни в какие сомнительные сделки, типа скандального МММ, не вкладывалась.

Вокруг жили иначе. Семья того же Васи едва сводила концы с концами в провинциальной глубинке. Завод, на котором работали его родители, закрылся. Мать устроилась нянечкой в детский сад, откуда носила домой продукты: молоко, масло, мясо. Отец, инженер по профессии, брался за починку всего, что ломалось у соседей, тем и жили, умудряясь еще учить сына в Москве. Денег Васе, конечно, никто не присылал, и он с первого курса подрабатывал, где мог, как правило, грузчиком или дворником. А вот продукты с собственного огорода и все то же украденное у детей мясо и масло раз в две недели мать привозила электричкой, и Вася ходил ее встречать, а потом тащил в общежитие полные сумки, на содержимом которых нужно было продержаться до следующей партии еды.