Паранойя - Виктор Мартинович

В гостях у МГБ

Интервью представителя спецследгруппы

Пятого отдела, старшего оперуполномоченного

Цупика Е. П. газете «СБ» 27 сентября

(об обстоятельствах данного дела в интервью

умалчивается, прилагается к материалам согласно д

ирективе 165 «О выступлениях в прессе»)

«К Министерству госбезопасности у нас отношение — разное. Многие его побаиваются; у кого совесть нечиста — прямо ненавидят. Но кто он — современный чекист, чернорабочий, ведущий повседневную службу для сохранения стабильности в нашей стране? Старший оперуполномоченный Цупик Евгений Петрович из МГБ встретил нашу журналистку Валентину Панкратову прямо на крыльце своего гостеприимного, крашенного в зеленый цвет домика в деревне Тарасово. Приветственно лаял симпатичный рыжий пес, жена пекла пироги, даже солнце светило над домом как–то особенно дружелюбно.

Наш герой тем временем рассказывал о том, что у него на участке растут самые настоящие боровики: «Я вообще завзятый грибник: люблю, обдумывая текущие боевые задачи, пройтись по лесу. Сразу спадает нервное напряжение, вспоминаешь о том, что, как бы ни была сложна и опасна твоя работа, делаешь ты ее ради того, чтобы в лесу стояла мирная тишина, чтобы спокойно росли грибы, чтобы березы сочились соком. Чтобы не звучало тревожное эхо новой войны, а нога гитлеровского солдата не топтала наш мох. И я, в общем, как соберу грибы, чищу их все время перед домом. И вот, проросла целая семейка белых. Мы следим за ними, ухаживаем“.

Миловидная жена Евгения тем временем зовет нас домой. «Остынет же, потом наговоритесь“, — в шутку корит она мужа, и чувствуется, что, как бы ни строг был оперативник МГБ с преступниками, дома он — не деспот какой–нибудь, а хороший, добрый, отзывчивый муж.

Пока жена выкладывает перед нами пирог с капустой, пирог с яйцом, сладкий пирог с корицей, Евгений Петрович садит к себе на колени детей, которых у него целых два: мальчики 7 и 10 лет. Мальчики раскрыв рот слушают о недавней перестрелке, в которой отец уложил двух шпионов, и у меня не остается вопросов о том, кем они вырастут.

«О Пятом отделе рассказывают разное, — спрашиваю я у нею, побаиваясь, конечно, резкого ответа, а то и чего похуже (МГБ все–таки). — Вы чуть ли не политическим сыском занимаетесь, людей похищаете“.

Евгений Петрович с удовольствием смеется. «Да, у меня тут прямо в огороде Сераковский закопан. Лично его лопатой кончал. Ха–ха–ха! Хотите, откопаю, покажу?“ Я поддерживаю его игру, и мы некоторое время копаемся в огороде, но единственное, что мы находим, — несколько невыкопаных картофелин. «Ну вот, как вы сами могли убедиться, МГБ к исчезновениям не имеет никакого отношения, — продолжает он. — А что до того, что мы якобы занимаемся политикой, то все, кто находится в поле нашего зрения, — обычные бандиты. Что ж нам теперь, преступников не ловить?“

Евгений Петрович показывает на проросшую картофе лину, найденную там, где мы с ним искали Сераковского: «Вот этот овощ мог в потенциале накормить человека. Мог стать ботвой и дать жизнь другим клубням. Для этого его вовремя нужно было собрать, отсортировать, съесть или посадить. Его — не посадили, и он пойдет на свалку. Мы в МГБ — не только сажаем. Мы даем будущее тем, у кого без нас его не было бы“.

Солнце тем временем заходит, и вся семья Цупиков собирается в каминном зале. Уютно потрескивают дрова. Блестит глазами на стене маслом писанный портрет Феликса Дзержинского. Папа рассказывает детям о том, как недавно бдительность одного из оперативников прослушки позволила предотвратить кровавый теракт. Я по–женски завидую его жене: с таким человеком совершенно точно чувствуешь себя как за каменной стеной. Цупик тем временем читает Есенина (я, к сожалению, не запомнила — что). За окнами окончательно наступает ночь, свет камина напоминает теплое сияние костра. «Эх, вспомним молодость“, — машет рукой Евгений Петрович, и у него в руках оживает изящное дерево шестиструнного инструмента. «Изгиб гитары желтый ты обнимаешь нежно“, — поют они вместе с женой, покачиваясь из стороны в сторону и взявшись за руки. Эх, видели бы его сейчас шпионы и враги, которым он каждый день дает уверенный отпор!

А потом мы все вместе поднимаемся на крышу дома, и над нами оживает звездное небо. «Когда я смотрю на небо, я не устаю удивляться тому, как безгранична Вселенная, — говорит Евгений Петрович. — Никогда не чувствуешь себя большим ничтожеством, чем под этой красотой. И, видя эти миллиарды вероятностей, не веришь в то, что мы — одни. Конечно же, за нами наблюдают оттуда. И, раз звезды наблюдают, значит, нам тоже позволено наблюдать“.

Я уезжаю от Цупиков с целым пакетом гостинцев: пироги, булочки и даже мед с собственной пасеки. И, глядя на проплывающие за стеклами фонари, столь напоминающие звезды, я спокойна, так как знаю, что за мной наблюдают нужные люди».

Министерство госбезопасности

Протокол аудиодокументирования

объекта «Жилая квартира

по адр. ул. Серафимовича, д. 16, кв. 7». 30 сентября

Ст. лейтенант Гробарь П.

Наблюдаемые проникли на объект, открыв дверь своим ключом, в 17.07. В прихожей (микрофон 2) у них состоялась беседа о Серафимовиче-—они высказывали предположения о том, кем он мог быть (Гоголь: партизанский комиссар, попавший на небо, к серафимам; Лиса: партийный деятель, ведущий родословную от преподобного Серафима Саровского). Гоголь пригласил Лису на микрофон 3 (кухня), выпить чайку (с ударением на 1 слог). В процессе приготовления по репликам (Гоголь: «Какой он черный, байховый») стало понятно, что речь идет не о чайке, а о чае. Цель смыслового искажения не выявляется, признаков желания создания превратного понимания у прослушки не было. Возможно, такое поведение было продиктовано обычной «придурью». В процессе распития чая, судя по сосущим звукам, объекты начали целоваться, после чего у них началась случка. Судя по звуку упавшего стула и характерным репликам (Лиса: «Ой, я сползаю, подтянусь»), Гоголь разместил ее на кухонном столе (схема прилагается). В процессе случки они решили переместиться в спальню (микрофон 1), где случивались еще 45 минут.

Вслед за этим Гоголь лежал и издавал гудение с помощью губ, носа, рота и других органов дыхания, подражая то ли паровозу, то ли кораблю. С помощью этих не оформленных в слова звуков Гоголь пытался сообщить некую особенность своего состояния, о чем свидетельствуют следующие речевые повороты: «Это сначала было похоже на «уууу“, а потом мы ускорились, и оно стало таким «ууууэээээ“. Или «Мы стали так, ритмично, и началось просто «эээээаааа“». Лиса вела себя так, будто это словесное поведение Гоголя является понятным ей и в целом соответствует манере поведения нормального человека. Так, во время второго «ууууэээээ» она переспросила, не было ли это более грудным, таким «уууу–эээээ–еееееххххх», и он согласился, что было. Не исключено, что наблюдаемые изъяснялись неким шифрованным языком, о звукозначениях которого сговорились ранее. Также нельзя исключать, что в этом фрагменте беседа велась под воздействием галлюциногенов, наблюдаемые обсуждали какой–то свой наркотический «приход». Через 10 мин. беседа пошла более–менее по существу.