Благословенные монстры - Эмили А. Дункан

– Знаешь, я всегда хотела увидеть ваши города. Правда, в моих мечтах они сгорали в огне.

Они говорили на калязинском, и, хотя Остии с трудом давался чужой язык, она кое-как умудрялась подбирать слова. Правда, у нее был ужасный акцент, вызывающий заметное беспокойство у случайных прохожих.

– Неужели ты думала, что транавийская армия зайдет так далеко?

Остия пожала плечами:

– Чтобы выжить на войне, надо во что-то верить.

– Остия, ты обязательно вернешься домой.

– Ты удручающе оптимистична для человека, который целыми днями ходит с таким кислым видом.

– Удручающий оптимизм – это все, что у меня осталось.

Остия не ответила. Возможно, она чувствовала то же самое. Надя, в свою очередь, просто радовалась тому, что транавийка перестала ей угрожать. В конце концов, это не она заставляла Серефина идти в лес.

Надя изо всех сил старалась не обращать внимания на людей, которые расступались перед ней, где бы она ни проходила, и игнорировала благоговейный шепот. Все вокруг обсуждали девушку, с которой разговаривали сами боги. Она скучала по тому времени, когда эти слова были правдой.

Из-за того, что снег постоянно таял и снова замерзал, на дороге образовались вечные колеи, оставленные колесами повозок. Ледяная корка тяжелым грузом лежала на крышах зданий. В той части города, куда они забрели, большинство построек было сделаны из дерева. Каменные дома самых богатых жителей города стояли на холме. Мимо проходили усталые и замерзшие люди в плотно застегнутых зипунах и меховых шапках. Наде казалось, что вокруг слишком людно, а она жаждала уединения.

Ее так и подмывало зайти в ближайшую церковь, но она не хотела доставлять неудобств своей спутнице.

– Мне все равно, куда ты пойдешь, – сказала Остия, когда девушка невзначай упомянула об этом. – Я просто хотела убраться подальше от этого боярина. Меня нервирует его взгляд. Если мы не уйдем в ближайшее время, он убьет меня во сне, а ведь ему даже неизвестно, что я маг крови! Он ненавидит меня просто потому, что я транавийка.

– Разве этого недостаточно?

Остия бросила на Надю скептический взгляд, но все равно последовала за ней. Церковь стояла на самой окраине в южной части города. Это казалось странным, но Катя говорила, что раньше на месте города была деревня. Когда она разрослась, церковь так и осталась на отшибе вместе с местным кладбищем.

– Остия, если бы ты знала, что я калязинка, то убила бы меня прямо во дворце Гражика. Не задавая вопросов.

Казалось, Остия задумалась над ее словами, но спорить не стала. Они слишком хорошо знали свои корни.

Церковь была деревянной, старой и неухоженной, с облупившейся краской и гниющими досками. Учитывая размеры города, она казалась совсем крошечной. Все здесь напоминало о былых временах, забытых и оставленных в пыли. Это безмерно опечалило Надю: за последнее время она пересмотрела свой взгляд на многие вещи, и все же ее расстраивало, что, пока весь остальной мир стремился в будущее, церковь оставалась в прошлом. По Надиной щеке покатилась слеза, и девушка торопливо вытерла ее рукой.

Остия тихо фыркнула, когда они вошли внутрь.

– Не только ты потеряла близкого человека, – ее голос звучал гораздо мягче, чем Надя того заслуживала.

– Я потеряла все, – огрызнулась Надя.

Она протиснулась мимо Остии, прошла через поблекший неф и оказалась в святилище. Внутри все оказалось таким же старым, как и снаружи. Нигде не было видно скамеек: раньше людям не разрешалось сидеть во время службы, и большинство церквей не торопились позволять своим прихожанам немного отдохнуть. В святилище монастыря, куда Надя привела Малахию, стояли скамейки, что говорило об относительно недавнем времени постройки.

Она стояла в тишине, жалея, что боль не дает ей по-настоящему насладиться этой атмосферой.

– Ты потеряла не все, – вдруг сказала Остия. – Ты все еще здесь, чего нельзя сказать о многих других. Да, тебе больно, и да, ты хочешь сдаться. Но ты не можешь. Только у тебя осталась магия.

– Катя…

– Катю нельзя назвать даже ворожеей, не то что ведьмой. У нее много талантов, но магия – не один из них.

Надя нахмурилась:

– Ты не понимаешь…

– Нет, Надя, это ты не понимаешь. Не буду отрицать, тебе пришлось нелегко, но я провела последние три года на полях сражений, день за днем теряя всех, кого любила. Ты не знаешь, каково это, оказаться перед выбором спасти друга или защитить своего принца. И я всегда выбирала Серефина. Я всегда буду выбирать его.

Надя не сразу нашла, что ответить. Остия всегда выглядела неприступной, но в тусклом церковном свете неряшливая прическа транавийки больше не казалась частью ее вызывающего образа. Надя разглядела в чертах своей спутницы глубокое отчаяние и усталость.

– С ним все в порядке, – тихо сказала Надя.

– Не нужно мне лгать, – ответила Остия. – И не пытайся использовать это в качестве оправдания. Не думай, что можешь просто сидеть сложа руки, пока он исправляет весь этот бардак.

– Вообще-то, Серефин не славится своим умением решать проблемы.

Остия рассмеялась, заставив Надю улыбнуться. Она и не помнила, когда улыбалась в последний раз.

– Пожалуй, ты права, – согласилась Остия. – Но когда-нибудь он научится. В конце концов, он наш король.

Надя издала неразборчивый звук.

– Но… – Остия замолчала, уставившись на иконы. – Ты нас погубила. У него тоже нет магии.

Надя даже не вздрогнула. Это была чистая правда. Она все разрушила.

– Я не могу взвалить мир на свои плечи, – прошептала Надя.

– Тебе следовало подумать об этом до того, как все испортить, – заметила Остия, и Надя невольно вздрогнула. – После того, что ты сделала в Гражике, я ожидала от тебя чего-то большего.

Если бы Надя могла вернуться к тому, какой она была в Гражике: полной праведной ярости, необузданного любопытства и искреннего желания спасти всех вокруг, – она бы сделала это, даже не раздумывая. Она бы повернула время вспять и нашла другой способ доказать свою преданность Маржене. Она бы сказала Малахии правду, вместо того чтобы участвовать в его предательской игре. Но ее жизнь состояла из череды неудачных решений, принятых в отчаянии, и пути назад уже не было.

– Я сделала то, что должна была, – прошептала Надя.

– Этого недостаточно, – задумчиво сказала Остия. – Когда я была совсем юной, мои родители предоставили мне иллюзорный выбор, как это принято в знатных семьях Транавии.

Надя сомневалась, что им стоит так открыто говорить о Транавии. С другой стороны, Катя очень громко заявляла о своей «транавийской пленнице», так что они в любой момент могли воспользоваться ее титулом и влиянием, если бы им понадобилась защита.