В стране ваи-ваи - Николас Гэппи
Шрифт:
Интервал:
На следующий день мы расчистили небольшой участок неподалеку от «наблюдательного пункта» Джорджа на южном склоне пониже гребня; отсюда открылся вид на юго-восток, на долину, в которой лежал наш лагерь.
Напротив метров на пятьсот возвышался холм, с его вершины крутыми уступами спускались скалы, окаймленные сверху уже знакомыми нам зарослями клузий. Холм находился примерно в двух с половиной километрах от нас и преграждал вид. В том, что мы увидели, не было ничего нового — такая же местность, по какой мы шли до сих пор.
Зато с другой точки, обращенной почти точно на юг, мы рассмотрели над цепочкой холмов в сорока-пятидесяти километрах от нас бледно-голубые пирамиды вершин. Выше всех вздымался скальный конус. Похоже на «лошадиную голову», которую я видел с самолета… Уж не гора ли это Пирикиту, упоминаемая Шомбургком?
Так или иначе, перед нами были южные пики хребта Акараи. Отсюда они казались неожиданно величественными, даже грозными.
Мы вернулись в лагерь усталые, но довольные. Гебриэл и Мингелли уже были там; они сообщили, что Безил выступил вверх по реке со своим отрядом. Еще одной заботой меньше: наши запасы пополнились, и Безил доказал, что на него вполне можно положиться. Теперь самое важное — перебросить через горы возможно больше продовольствия и снаряжения. После этого мы приступим к выполнению главной задачи экспедиции.
На следующее утро мы остановились в Якке-Якке, чтобы высадить на берег наших ваи-ваи. Быстроногим фавном, зажав под мышкой стрелы, лук, гамак, Чекема пробежал по тропке и скрылся в своей хижине. Иона и я поступили, пожалуй, не совсем тактично, последовав за ним: когда мы вошли, Чекема стоял на коленях возле гамака, в котором лежала его жена.
При одной только мысли о том, что нужно возвращаться в миссию, мне становилось не по себе. Не очень-то приятно было пользоваться гостеприимством мистера и миссис Ливитт — ведь я не одобрял их деятельности. Уж лучше прямо высказать свои чувства и обосноваться где-нибудь в другом месте, но надо признать, что они не навязывали мне своих взглядов; к тому же я теперь лучше понимал, как трудно им приходилось. Да и было бы крайне невежливо с моей стороны забыть то, что они уже сделали для меня.
Вот уже показался холм, на котором расположилась миссия. На склоне мелькали огоньки, дым поднимался к небу: жгли хворост на расчистке. Услышав стук нашего мотора, Ливитты с толпой ваи-ваи вышли к причалу встретить нас.
Я сразу же спросил про Манату, так как твердо решил взыскать с него возмещение убытков. Оказалось, что он и еще два индейца вместе с женами ушли в свой поселок на Мапуэре.
Мистер Ливитт тоже был возмущен. В прошлом году они неожиданно явились сюда в гости к вождю, все это время слонялись без дела, теперь же, когда пришло время сельскохозяйственных работ и следовало помочь хозяину, они отправились обрабатывать собственные поля. Какой возмутительный эгоизм! Они нарушили все законы гостеприимства!
Я предположил, что они, возможно, потом пригласят вождя к себе. Ведь нельзя же, в самом деле, бросать на произвол судьбы свои поля.
После обеда, на который я был приглашен с обычной для супругов Ливитт любезностью, меня ждал сюрприз: хозяин предложил послушать новости по радио. Мистер Ливитт несколько дней возился, ремонтируя приемник, и решил теперь испытать его.
Пустили генератор (это делалось очень редко, так как не хватало горючего для мотора), и мы направились в пустой дом уехавшего миссионера, где стоял приемник. В темноте я видел, как по земле вокруг нашего лагеря бегают язычки пламени; несколько человек гасили их и смахивали искры с брезента. Мы поднялись на второй этаж и сели около приемника, напряженно вслушиваясь в шорох эфира. Условия приема были никудышные, мы с трудом различали отдельные слова. Впрочем, любая, даже самая невероятная новость казалась здесь, в уединении джунглей, маленьким, ничтожным эпизодом…
Горсть бисера
Утром, когда я собирал цветки с небольших деревьев за миссией, Чурума́, один из самых красивых среди моих носильщиков, вышел из шалаша и стал наблюдать за мной. Голову его венчала двойная тиара из перьев тукана — ярко-красная с желтым; на кисти висела легкая палица, напоминающая маленькое весло.
— Вот посмотрите, — обратился ко мне Эндрью. — Эти индейцы не знают, что такое настоящая война. У них только и оружия, что эти палицы для плясок, во время которых они изображают воинов.
— А почему рукоятка заостренная? — спросил я.
— Чтобы колоть острием лицо противника. Они ведь иногда тоже ссорятся. Ну, а чтобы убить человека, стреляют в него из лука.
Неподалеку старик Ваниу, он же «Уильям», отец Фоньюве, плел гамак на прямоугольной вертикальной раме. Челнок быстро сновал взад и вперед, протягивая прочную грубую нить из пальмового луба. «Не слишком уютная и теплая постель получится», — подумал я.
Сморщенный старичок с его внимательным взглядом и лукавой улыбкой напомнил мне известный бюст Вольтера, работы Гудона.
Немного погодя Ваниу подошел ко мне неторопливой косолапой походкой, придававшей ему забавную важность, и протянул несколько стрел. Хотя это были самые обычные стрелы, я все-таки купил их, чтобы доставить старику удовольствие. Тут же поблизости стояла, весело улыбаясь, его сестра Качамаре — жена моего лодочного мастера, ваписиана Чарли Вай-Вай. Ее морщинистая кожа была ярко раскрашена; длинные смуглые ноги торчали из-под двух одеяний, которыми гордый Чарли наделил свою супругу: старое, мешковатое, темное от многолетней грязи, и — сверху — новое, с алыми и белыми цветами по голубому полю.
— Мапуэр-вау? — спросил Уильям, улыбаясь, и показал в сторону реки.
Я кивнул: да, я собираюсь туда.
— Кириванхи! Кириванхи! (Хорошо! Хорошо!)
Он вытянул руку и стал медленно перечислять по пальцам:
— Мавайяна — кириванхи, повисиана — кириванхи, фишкалиена — кириванхи.
Итак, он был хорошего мнения о трех племенах, живущих по берегам Мапуэры.
Продолжая улыбаться, старик наклонил голову набок, зажмурился, высунул язык, произнес «фишкалиена», указал на меня и захохотал: мол, фишкалиена убьют меня. Жена Чарли тоже рассмеялась.
Затем Уильям изобразил гребущего человека и посчитал на пальцах — раз, два, три… десять, и еще два: двенадцать, двенадцать человек в лодке… Натянул тетиву воображаемого лука и пустил несколько стрел. Все убиты! Фишкалиена…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!