Хозяйственная история графини Ретель - Татьяна Михаль

Но всё это можно будет делать лишь в тёплое время года. Сейчас затевать такой проект — самоубийство.

Короче, вывод такой: если вы начинаете мёрзнуть зимой в средневековом замке, а денег на устройство нормального отопления нет (как раз мой случай, а Зерран не говорит, куда бабки припрятал. То что припрятал — я уверена), есть вариант потеплее одеться, сесть у камина и поставить вокруг пару жаровен. Если же это не поможет, навестить родственников на морском побережье…

Эх, это всё лирика.

Так, что ещё. Слюдяные окна. Красиво, конечно, но в стыках так продувает!

Срочно нужно стекло!

Опять вопрос: где найти мастера? И есть ли тут стеклодувы?

Если нет, то значит, будут. Научим кого-нибудь молодого и взрастим крутого специалиста.

Метод «Фурко» тут явно не осилить. Он основан на прокатывании горячей стекломассы через специально предназначенные валики. Затем смесь транспортируется в камеру охлаждения и тут же осуществляется разделение её на листы.

Слишком сложно. Или нет?

Но есть ещё метод «Флоат».

Вязкая стеклянная масса после печи принимает горизонтальное положение. На плоском оборудовании она подаётся в ёмкость с расплавленным оловом. Материал плывёт по поверхности, обретает форму и вбирает в себя микроскопические частицы олова. После чего стекломасса охлаждается и подвергается отжигу. Полотно обретает гладкую поверхность. Его не нужно обрабатывать, полировать или шлифовать.

На словах кажется просто, а ты поди и попробуй соорудить цех из подручных средств, когда нет ещё ни заводов, ни пароходов.

Но делать надо. Не зря же я многое знаю и умею. Когда ты инвалид, да ещё из детского дома — приходится быстро взрослеть и учиться всему, что только можно и нельзя.

Брошенные инвалиды отличаются от других детдомовцев. Мы стараемся быстро учиться и найти себе дело, которое в будущем будет кормить. Мне повезло — я блестяще окончила школу и университет. Я — инженер и очень даже неплохой. Не постесняюсь слова — великолепный специалист.

И раз так вышло, что я оказалась в мире тотального патриархата, но зато с возможностями, которые были недоступны мне в моём мире, то почему бы не помочь этому миру начать новый виток истории. Прочь — темнота и мракобесие. Да здравствует прогресс и удобства!

Хех! Как бы меня потом за мои мысли, идеи и изобретения на костре не сожгли. Если сожгут, то у меня испортится характер.

А ещё письма, что я отправила королю и в гильдию магов.

Как бы после них меня сразу же не отправили или на костёр, или в монастырь.

* * *

Астер Ретель-Бор

Плещется вода. Она волнуется и шумит. Шелестят опавшие листья, щёлкают и щебечут птицы. Завывает ветер. Эти звуки становятся первыми, что я слышу.

Приоткрываю глаза и щурюсь. Больно глазам от яркого и холодного света. Свет сияет и слепит сквозь редкую листву.

Неужели это смерть?

Если она за мной пришла, то тогда почему мне так больно?

Вся моя спина и правый бок пульсируют. Голова болит так, что проще её отрубить и выбросить.

Пытаюсь сделать глубокий вдох, но боль простреливает тело и я поперхнулся.

Выкашливаю воду, сплёвываю кровь и грязь.

Невольно издаю стон, переворачиваюсь и становлюсь на четвереньки. На одном лишь упрямстве вытаскиваю себя из холодной реки.

Тяжело дышу. Воздух выходит со свистом. Стискиваю зубы, чтобы не стонать.

Выбираюсь на берег и падаю на здоровый бок — на мягкий мох и гниющие сучья у кромки воды.

Какое-то время лежу, тяжело дыша, и щурясь, смотрю на голубое безоблачное небо за чёрными ветвями с редкими листьями.

Дыхание со свистом вырывается из сорванного горла.

Трогаю рукой раненный правый бок и подношу пальцы к лицу — измазаны кровью.

Спина тоже горит огнём, пульсирует и хочется в голос стонать.

Несмотря на дикую боль — я всё-таки жив. Но только…

— Кто же я? — хриплю самому себе.

Последнее, что помню — это бой не на жизнь, а на смерть. Помню, что домой возвращался я с отрядом, и нападение оказалось неожиданным для нас.

На нас напали наёмники. Не разбойники, не враги, с которыми новый король заключил мир, а воины, что пришли с одной лишь целью — убить.

Но я жив…

Всё ещё жив, несмотря на все старания войны и наёмников.

Я промок насквозь. Лежу на берегу реки и не могу вспомнить ни себя, ни в какой стороне мой дом. И есть ли он у меня?

Чутьё говорит, что есть.

Порыв холодного ветра проносится над речным берегом, и я начинаю дрожать. Да, я выжил в смертельной схватке, но остаться в живых и дальше — это будет гораздо труднее.

С трудом вспоминаю, что наёмников было гораздо больше по численности. Пятьдесят наёмников против десяти. И нападение случилось перед рассветом. Расслабились, решили, что раз война окончена — то беды ждать не стоит.

Сажусь и морщусь от боли. С губ невольно срывается стон.

Поднимаюсь на непослушные ноги, держусь руками за шершавый ствол дерева.

Прислоняюсь левым боком к дереву и выскребаю из носа, ушей и глаз грязь да засохшую кровь.

После снимаю кольчугу и остальную одежду, дабы оценить свои увечья.

Правый бок покрывают кровоподтёки — рёбра в синяках. Уверен, несколько из них сломаны. Но не рёбра волную меня, а глубокая рана, оставленная мечом. Полоса проложена от груди до бедра.

Заглядываю себе за плечо. Мне удаётся увидеть, что вся спина представляет собой сплошное кровавое месиво — изодранная и кровоточащая.

Со спиной поработал зазубренный топор.

Я чувствую невыносимую боль, но я должен терпеть и выбираться отсюда. Должен найти выживших после боя и помощь. Без целителя я долго не протяну. Значит, нужно спешить.

Меч неизвестно где. Из оружия у меня имеется лишь короткий клинок, припрятанный в голенище сапога.

Хоть какое-то оружие есть.

Но в любом случае перспектива удручает: я нахожусь в одиночестве посреди лесов и даже понятия не имею, где именно. Я не помню себя. Не помню и не знаю, куда нужно идти. Правда, можно пойти вдоль реки. Все реки текут на север, с гор к холодному морю. Значит, пойду на север. Почему-то туда тянет, а не на юг, высоко в горы.

Но меня ждёт впереди холод. Смертельный холод.

Если не просохну и не залечу раны, то на вторую ночь у меня руки и ноги почернеют от холода. И тело моё начнёт гнить кусок за куском, прежде чем я дойду до людей. Или же, я раньше сдохну от голода.