Первый крестовый поход. Зов с Востока - Питер Франкопан

В течение нескольких последующих лет положение на островах в Эгейском море и на западном побережье Малой Азии почти не изменилось. Хотя Анна Комнина пренебрежительно отзывалась о Чака-бее, высмеивая его как фигляра, который расхаживал по улицам Смирны в сандалиях, похожих на императорские, и намекая на то, что с ним можно справиться легко и быстро, в реальности дела обстояли совсем по-другому{235}. В 1094 году Федор Кастрисиос, назначенный смотрителем монастыря Святого Иоанна на Патмосе после смерти Христодула, понял, что у него нет другого выбора, кроме как уйти с этой должности. Он сказал, что вынужден поступить так, потому что не в состоянии выполнить ни одну из своих обязанностей: постоянные нападения турок в восточной части Эгейского моря не позволяли ему даже достичь острова, не говоря уже о том, чтобы присматривать за монастырем{236}.

Почти полный коллапс византийской Малой Азии был ошеломляюще стремительным. Конечно, угроза со стороны печенегов сыграла на руку отдельным турецким военачальникам (в частности, Абу'л-Касиму и Чака-бею). Но главной причиной новых проблем Византии стал провал политики Алексея I, направленной на создание союзов с местными лидерами и вождями. В прошлом ему удавалось побеждать турецких вождей и сохранять плоды своих побед благодаря действовавшему соглашению с султаном Великих Сельджуков, который сам был заинтересован держать под контролем эмиров на периферии сельджукской державы.

Весной 1091 года, когда союз с Малик-шахом все еще действовал, Алексей I пожаловался ему, что присланные султаном подкрепления перешли на сторону Чака-бея{237}. Малик-шах был также встревожен таким неожиданным поворотом и летом 1092 года отправил в Малую Азию многочисленную армию под командованием одного из наиболее верных ему полководцев, Бузана, чтобы преподать урок Абу'л-Касиму. Войско Бузана подошло к стенам Никеи, но не смогло преодолеть мощные укрепления города и в конце концов вернулось восвояси{238}. Несмотря на это, в течение осени 1092 года между Константинополем и Багдадом продолжались переговоры – монархи пытались вместе придумать, как лучше бороться с Абу'л-Касимом и другими изменниками{239}.

Неудивительно, что смерть Малик-шаха в ноябре 1092 года стала сокрушительным ударом по восточной политике Алексея I. За несколько месяцев до смерти султан понял, что его власть ослабевает, а на его трон в Багдаде метят другие претенденты. Пытаясь консолидировать власть, Малик-шах сместил с должностей многих своих ближайших соратников, но этот его шаг только подлил масла в огонь{240}. С особенной подозрительностью султан отнесся к своему визирю, энциклопедически образованному Низаму аль-Мульку, очень влиятельному политику, сыгравшему важнейшую роль в формировании сельджукского мира XI века. В конце 1092 года Низам аль-Мульк был ликвидирован – убит членом тайной секты фанатиков-убийц, известных как ассасины. Согласно одному хорошо информированному источнику, убийство было совершено если и не по прямому указанию султана, то с его ведома{241}. После смерти Малик-шаха несколько недель спустя (он отравился испорченным мясом) султанат Великих Сельджуков погрузился в хаос – многочисленные ближние и дальние родственники султана не могли решить, кто должен наследовать трон. Результатом этого стали два года почти непрерывной гражданской войны{242}.

Многие ученые утверждали, что благодаря внутренним неурядицам турецкой империи Алексей I получил идеальную возможность укрепить позиции Византии в Малой Азии. На самом деле все было как раз наоборот. Смерть Малик-шаха лишила Алексея I ценнейшего союзника в самый тяжелый момент. Вдобавок из-за проблем с наследованием трона в Анатолии образовался вакуум власти, чем не преминули воспользоваться местные турецкие вожди. Все это еще более ухудшало положение Алексея I, который пытался произвести впечатление на череду новых турецких лидеров, стремящихся извлечь максимальную пользу как из своей вновь обретенной свободы, так и из слабости Византии.

К 1094 году ситуация стала критической. На церковном соборе в Константинополе, где присутствовали епископы со всех концов империи, развернулась дискуссия вокруг тех, кто отвечал за дела церкви на востоке. Многие из них оказались в столице не по своему желанию, а потому, что не имели возможности вернуться в свои епархии из-за турок. Признав проблемы, с которыми они столкнулись, император язвительно заметил, что у епископов с запада нет подобных оправданий, и приказал им покинуть Константинополь и вернуться к своим обязанностям{243}. Все согласились с тем, что от епископов из Анатолии ожидать того же не приходится и, более того, им необходима финансовая поддержка на то время, пока они находятся в столице, отрезанные от своих епархий. По этому вопросу была принята соответствующая резолюция{244}.

Византийская Малая Азия терпела крах по всем фронтам: развал во внутренних районах в совокупности с утратой контроля над побережьем привел к тому, что была потеряна возможность добраться до таких важных городов, как, например, Антиохия, и по суше, и по морю. Патриарх Антиохийский Иоанн Оксита не мог добраться до места своей службы в течение нескольких лет{245}. В начале 1090-х годов в руки турок переходил один город за другим. Согласно хронике патриарха Михаила Сирийца XII века, которая относится к немногим источникам по этому периоду, в 1094–1095 годах турки овладели Тарсусом, Мопсуэcтией (Якапынар в современной Турции) и Аназарбом и всеми остальными городами Киликии{246}. Данные этой хроники не расходятся с тем, что увидели западные рыцари, пересекшие Малую Азии немногим позже. Достигнув Пластенсии, «прекраснейшего и исключительно богатого города», они обнаружили, что он осажден турками, но его жители еще держались{247}, да и соседний город Коксон (Гёксун в современной Турции) также еще контролировался христианами{248}.