Мы восстанем завтра - Анатолий Гончар

– Кошек любишь? – Доку нагнулся, посмотрел в обескровленное, искаженное гримасой боли морщинистое лицо и усмехнулся. В следующее мгновение старческие пальцы нащупали лежавшую на земле ветку, сморщенная ладонь сжала ее и тут же хлесткий удар пришелся по лицу ухмыляющегося садиста.

– Ай… – Болью ожгло щеку. – Ах ты… – Задохнувшийся от злобы Доку со всей силы ударил пожилую женщину ногой в живот. И без того едва крепившаяся старушка, охнув, потеряла сознание. Доку ударил еще раз, еще и только тогда, увидев, что женщина не реагирует на его удары, прекратил избиение.

– Сабака! – Доку провел пальцами по горящей не столько от удара, сколько от уязвленной гордыни щеке. Злоба переполняла его. Воровато оглядевшись по сторонам, словно собирающийся нашкодить ребенок, Доку криво ухмыльнулся и, расстегнув ширинку, принялся мочиться на беспомощное тело.

– Доку, ты скоро? – Из водительского люка показалась голова механика.

– Иду. – Потеряв надежду на то, что старуха очнется, Доку ударил ее еще раз и, сплюнув, ловко взобрался на башню.

– Давай! – Он махнул рукой в направлении следующего домика. Танк взревел двигателем, развернулся на месте, закапывая тело старушки в землю, и величественно двинулся к указанному строению.

Доку только собрался опуститься вниз и захлопнуть за собой люк, как что-то зеленое, прилетев из-за его спины, мелькнуло перед глазами, звонко ударилось о край люка и, оказавшись обычной стеклянной бутылкой, разлетелось мелкими осколками. Имурзаев не успел сообразить, что это может означать, как о башню шлепнуло еще дважды. По всей башне растеклась темная густая жидкость, в нос шибануло резким запахом – смесью бензиново-керосинового, сквозь который едва угадывался давно забытый запах хозяйственного мыла. Странная жидкость облила Доку от пояса и ниже, обильно затекла вовнутрь танка и почти мгновенно вспыхнула темно-красным коптящим пламенем. Имурзаев взвыл, взлетел над башней, заметался, пытаясь сбить пламя. Упал, скатился с брони, при этом сильно ударившись плечом о выступающий из земли камень, и, подвывая, начал кататься по земле. Поняв, что сбить огонь не удастся, Доку вскочил на ноги и пальцами, с которых уже начала слезать кожа, принялся расстегивать стягивающий талию пояс.

Кое-как избавившись от ботинок и стащив брюки, Доку опустил взгляд вниз – по окровавленной, пузырящейся коже ступней, голеней, бедер, паха продолжало гулять пламя. Упав на колени, он тоскливо, по-волчьи взвыл, а затем, не в силах больше стоять, повалился на землю, и его вой превратился в визг боли и всепоглощающего страха.

В «Т-98» имелась автоматическая система пожаротушения. Она, наверное, справилась бы с огнем, прежде чем он нанес бы танку непоправимые повреждения, если бы огонь не столь стремительно добрался до боеукладки. Взрыв изнутри сорвал башню, расщепил на частицы наводчика, раздавил и выблевал из люка измолотого в фарш механа. Поверженный «Монстр» застыл в объятиях черного, копотного пламени.

Почти два десятка танков дырявили нашу оборону, методично выкашивая защитников города. Попытки ослепить технику противника не принесли успеха, и обнаглевшие от безнаказанности вражеские танкисты почти в упор расстреливали уже наполовину разрушенные здания. Пару раз обстрел прекращался, и за дело бралась пехота противника. Но оба раза из-за изуродованных стен, над изломанными провалами окон появлялись обороняющиеся, и волна нападавших, оставляя темные точки трупов, откатывалась обратно. И тогда в бой вновь вступала техника. Ухало, грохотало, рушились перекрытия, глухими ударами падали на землю обломки бетонных плит.

До расположенного в паре километров от линии фронта центрального командного пункта обороняющихся звуки боя долетали значительно ослабленными, но тем не менее слышались совершенно отчетливо. Изредка где-нибудь поблизости падал шальной снаряд, заставляя вздрагивать и людей, и близлежащие здания, осыпая с них последние уцелевшие стекла. Находившийся в помещении майор Пащенков, прижимая рукой никак не желающую прикрепляться к уху клипсу наушника, нервно расхаживал по комнате – в эфире творилась полная вакханалия:

– Колодин, куда ты поперся со своими людьми? – вопрошали на правом фланге.

– …дави их, пидоров! – орали в центре.

– …коробочка, коробочка, дай огня! – Колодин запрашивал помощи от единственного уцелевшего БТРа.

– Зубр, к хренам собачьим, у меня скоро не останется людей! Нужно подкрепление. Срочно! – требовали ополченцы.

– Рота Семенова на подходе! – Уверенный голос Пащенкова совсем не соответствует его виду. Он нервно покусывал губы.

– …ты же говорил – десять минут? Прошло двадцать… – Гневный вопль и короткий безапелляционный ответ:

– Держитесь.

И новые позывные, новые требования и про-сьбы.

– …не могу отправить раненых, завал на улице… – сообщает начмед.

– Мать вашу, Кадет. – Пащенков разряжается бранью. – Я за тебя, что ли, объезд искать буду? Только попробуй угробь людей…

– Да понял я, понял… – Голос начмеда едва слышен.

– …Семен, на месте. Держимся. – Хоть что-то позитивное. И тут же:

– … обходят слева.

– Володя, слышал? Закрой брешь! – приказывает Пащенков, и в ответ короткое – от командира резерва:

– Есть.

И новые голоса.

– …Давай команду: отход на запасную позицию! – хрипит рация, прося, требуя.

– Стоять! Я сказал, стоять! – рявкает Пащенков сердито и отключает радиостанцию, чтобы хоть на минуту отдохнуть от происходящего. Плюхается в кресло.

– Надо отдать приказ об отходе на третий рубеж обороны. – Сидевший за огромным дубовым столом Петр Андреевич Куличкин озабоченно потер лысину.

– Нет, – не объясняя причин, отрезал майор и, вскочив на ноги, вновь начал расхаживать по комнате.

– Виктор, какого хрена? – Петр Андреевич привстал в негодовании.

– Нет! – Пащенков оставался неумолим, и Куличкин, словно успокоившись, опустился в кресло.

– Мы всех положим… – Буднично, без эмоций, так обычная констатация факта. – Всех…

– Заткнись! – неожиданно рявкнул майор и, словно устыдившись собственной горячности: – Андреич, да пойми ты, отход сейчас невозможен! Отходить придется через частный сектор, а там «девяносто восьмые» передавят наших, как цыплят. Ждем!

– Чего ждем, у моря погоды? – «завелся» обиженный Куличкин. – Еще полчаса такого боя, и отступать будет некому! НЕКОМУ! Ты разве этого не понимаешь?

– Понимаю, – устало согласился Пащенков. – Все я понимаю, но и ты, Андреич, пойми: у нас нет другого выхода!

– Тем более надо отходить. Отходить, пока есть кому. Чего ждем? – Куличкин повторялся. – Считаешь, что «Монстры» самоликвидируются?

– Ребята Расстегаева уже на подходе, – оправдываясь, буркнул Пащенков.