Рефлекс - Стивен Гулд

– Дождь умыл ему лицо, – добавила Нук.

– Потом приехали другие машины «скорой помощи» и полиция. Мы не хотели, чтобы нас нашли, поэтому взяли спальные мешки, деньги и побежали от них по улице.

– Другие машины «скорой помощи»? Какие другие?

– У них не было ангела.

– То есть Дэви, моего ангела?

– Нет, ангела на двери. Un angelito[32].

– Там на двери нарисован ангелочек?

– Да.

– На какой двери?

– На водительской. Может, на другой тоже, но мы не видели.

– Чем-то еще та «скорая» отличалась?

– Может, словами на боку машины, но они были не испанские, и я не знаю.

– А цветом она не отличалась?

– Нет, она была белая с оранжевой полосой. – Хуанита пальчиком прочертила горизонтальную линию. – И со змеей на палочке в синей… – Она макнула пальчик в лимонад и нарисовала на столе X с вертикальной чертой, эмблему службы Экстренной медицинской помощи. – Como un asterisco[33].

Официант и официантка принесли подносы, и Милли откинулась на спинку стула – еду им подали со стандартной присказкой: «Осторожно, тарелка очень горячая».

Милли ела рыбные тако – филе махи-махи в мягких кукурузных тортильях под соусом сальса фреска и с капустным салатом с тмином и лаймом. Руисы – лепешки буррито с мясом.

– Мясо Руисы едят нечасто, – пояснил Порфиро. – Для них это экзотическое лакомство. Они жили около озера, ловили рыбу и держали кур-несушек. Ели главным образом фасоль и кукурузу. Иногда – оленину, чтобы урожай не терять.

В глазах у Милли отразилось недоумение, и Порфиро пояснил:

– Олени поедали урожай, поэтому их убивали, а потом…

– А-а… ¿Está bueno?[34] – спросила Милли, показывая на еду.

– ¡Si! – воскликнула сеньора Руис и жестом предложила Милли попробовать.

Милли отрезала кусок рыбного тако, переложила женщине на тарелку, потом отрезала чуть-чуть от нетронутой стороны мясного буррито и отправила себе в рот.

– ¡Delicioso! Muy sabroso![35] – похвалила она, покачивая ладонью.

Сеньора Руис застенчиво улыбнулась, потом посерьезнела и снова заговорила, жестом велев Порфиро переводить.

– Хорошо, что у вас есть деньги. Женщине, у которой пропал муж, очень тяжело. Если вы попросите вернуть деньги, которые дал нам ваш муж, я пойму. Когда боевики захватили нашу деревню, у нас отняли все, даже кур, и жизнь стала невыносимой.

Милли подняла руки:

– Yo no quiero dinero. Tengo bastantes[36]. – Испанских слов не хватало, и она попросила Порфиро: – Скажи ей, что я просто пытаюсь найти мужа.

Порфиро перевел, и сеньора Руис взволнованно закивала:

– Я знаю, каково это. Надеюсь, Господь вернет вам мужа. Раз у вас есть деньги, пусть уж его освободят за выкуп. В нашем случае боевиков интересовала только земля, и не спрячься мы с девочками в джунглях, наверное, тоже погибли бы.

– Зачем вы приехали сюда, в Вашингтон? Неужели в Чьяпасе вам места не нашлось?

Сеньора Руис склонила голову набок, задумавшись, потом сказала что-то, и Порфиро перевел:

– Я собираюсь к родне в Наху.

Следующую фразу сеньоры Руис Порфиро вообще не понял. Тогда женщина выразилась иначе.

– Господь хотел, чтобы сначала она приехала сюда. По пути, мол.

Порфиро обескураженно пожал плечами, а от следующей фразы окончательно растерялся, но сеньора Руис повторила ее. То же самое она говорила, когда их с Милли только представили друг другу.

– ¿Que soñaste?

– Она спрашивает, какие сны вы видите, – перевел Порфиро. – У нее на родине люди так приветствуют друг друга. – Порфиро нащупал что-то у себя на груди, прямо под рубашкой, и без особой охоты добавил: – Они считают, что сны напрямую связаны с тем, что случится или уже случилось.

Ему это не нравится, отметила Милли. На шее у Порфиро блеснула серебряная цепочка. Он распятия касается?

Милли хотелось подобрать вежливую отговорку, невинную ложь о том, что ей ничего не снится. С тех пор как исчез Дэви, она спала плохо. Накануне в одном номере с Соджи – в кои веки не с Дэви и не одна – Милли ворочалась почти до самого утра.

Впрочем, на заре Милли приснилось нечто странное, и она решила поделиться с Руисами, пооткровенничать в ответ на зацепки, которые они ей дали.

– Я долго не могла заснуть, а когда наконец заснула, то увидела себя: я ворочалась на кровати, то и дело натыкаясь на булавку. Булавка колола меня, я выкидывала ее на пол, только в постели их оказалась целая тьма. Во сне я не могла заснуть, пока не постелила на них красное покрывало.

Порфиро перевел ответ сеньоре Руис. Та попросила уточнить значение отдельных слов, потом взглянула на Милли и задала другой вопрос:

– Какого цвета у вас покрывало? Не во сне, а в реальности?

– В отеле? Зеленое с желтыми орхидеями.

Сеньора Руис кивнула и спросила снова, но Порфиро вопрос не понял, и она его перефразировала.

– Она спрашивает, какой у вас онен. Ну… Какой тотем у вашего рода? Мол, иностранцы часто не знают, какой у них тотем. – Порфиро быстро перекрестился и снова потрогал рубашку.

Милли заморгала:

– Понятия не имею.

Порфиро перевел, и сеньора Руис заговорила снова.

– Она говорит, что для толкования сна полезно знать тотем. Судя по символам в твоем сне, ну, так, как ты описываешь кровь и змей, твой тотем – коата, поэтому ты дальняя родственница ее клана.

– Какие змеи? Какая кровь?

Порфиро спросил сеньору Руис и перевел объяснение.

– Шипы, булавки, иголки, веревка – символы змей. Красное покрывало – кровь.

Милли содрогнулась. Она чувствовала нездоровое очарование рационального человека иррациональным явлением. Есть же вещи, которые она не может объяснить. Взять хотя бы способности Дэви.

– Мой сон что-то говорит о будущем?

Порфиро уточнил.

– Она утверждает, что во сне есть предупреждение. Мол, если вовремя его заметить, можно спастись от беды. Мол, предупреждение – это еще не приговор. Я же говорил, что, когда к ним явились боевики, она с детьми убежала в джунгли? Накануне ей приснился сон.