Приятный кошмар - Трейси Вульф

Когда мне удается снова начать дышать, я заклеиваю укусы пластырем, убираю средства для оказания первой помощи на место и закрываю дверцу шкафа. Затем, написав тете Клодии на телефон, чтобы дать ей знать, что все в порядке, подбираю с пола мой рюкзак и иду к двери.

Но, едва я выхожу в коридор, как вижу мою мать, она быстро шагает по нему с очень недовольным выражением на худом лице.

Она замечает меня, на мгновение останавливается и направляется прямо ко мне. Взгляд ее голубых, как у всех Колдеров, глаз направлен на меня, как ракета с тепловой системой самонаведения, и с каждым ее властным шагом в стуке каблуков-шпилек ее красных туфель слышится недовольство. При обычных обстоятельствах я бы сейчас оглядывалась по сторонам, ища способ улизнуть, – потому что общаться с моей матерью, когда она одета в свой красный брючный костюм от Шанель, это всегда плохая идея.

Но в эту минуту мне плевать, как это закончится. Я слишком разгневана, слишком расстроена, слишком уязвлена, чтобы бежать. Гибель Серины – это зияющая в моей душе рана, а прием Каспиана на учебу в тот самый университет, куда жаждала поступить я сама, это лимонный сок, залитый прямиком в эту рану.

Поэтому, вместо того чтобы сбежать, я остаюсь стоять на месте, глядя ей в глаза и ожидая, чтобы она высказалась, дабы то же самое могла сделать и я сама.

Но вместо того чтобы выложить, что ее беспокоит, она останавливается передо мной.

И ждет, ждет, впившись в меня глазами, пока мне не становится не по себе.

Именно этого она и хочет – она отлично умеет не только продумывать стратегию, но и манипулировать людьми. К тому же в этой истории она неправа и знает это, а это значит, что она будет тянуть время бесконечно, прежде чем заговорить.

Но от того, что я это знаю, мне не становится легче дожидаться, когда она наконец заговорит. Не становится легче стоять на месте, как будто я какой-то лабораторный образец, который она разглядывает с этим своим фирменным прищуром, склонив голову набок.

Но тот, кто делает первый ход, погибает – моя мать научила меня этому задолго до того, как остальные узнали это, посмотрев «Игру в кальмара», – поэтому я продолжаю молчать, смотреть ей в глаза и ждать.

В конце концов она испускает вздох – долгий медленный вздох, от которого мне становится еще больше не по себе. Но я заставляю себя не обращать на это внимания, и она наконец говорит:

– В твоей рубашке есть дырки.

– Чудовища были…

Она обрывает меня прежде, чем я успеваю сказать что-то еще.

– Я не совсем понимаю, почему ты приводишь это в качестве уважительной причины. – Она качает головой, и впервые в ее тоне проскальзывает нотка раздражения. – Тебе же известно, что увертки неприемлемы. Зверинец совершенно безопасен.

Секунду я смотрю на нее, не совсем понимая, что мне следует на это сказать. Наверное, я могла бы с ней поспорить. Но вместо этого я решаю отдать предпочтение старой доброй уклончивости.

– Хорошо, – коротко говорю я. – После урока я переоденусь.

– Ты представляешь эту школу, Клементина. Ты Колдер. Ты всегда должна быть безупречна, и это включает в себя соблюдение дресс-кода. – Она вскидывает ладонь. – Сколько раз мне надо говорить тебе об этом? Если ты не соблюдаешь правила, то как мы можем ожидать, что их будут соблюдать остальные ученики?!

– Да, потому что моя рваная форма приведет к полной анархии в нашей школе. – Я начинаю протискиваться мимо нее, но ее пальцы с ногтями, накрашенными красным лаком, вцепляются в мое предплечье, усиливая боль в свежих ранах на нем и не давая мне уйти.

– Ты не знаешь, что может привести к анархии, – говорит она. – И я тоже. У этих учеников была трудная жизнь. Они совершали ужасные ошибки. Соблюдение дресс-кода может показаться тебе чем-то несущественным, но именно благодаря структурированному, организованному и единообразному подходу, мы обеспечиваем им стабильность.

Ах, вот оно что. Теперь я понимаю, почему она так завелась.

Ничто так не нервирует мою мать больше, чем те случаи, когда происходит странный всплеск энергии и кто-то из учеников проявляет свою магическую силу, несмотря на самые отчаянные усилия школы. Сегодня это произошло с Эмбер, которая воспламенилась, но в прошлом такое случалось и с другими учениками. Да, в распоряжении школы имеются самые современные технологии в сочетании с мощнейшими заклятиями, блокирующими магические способности учеников, но чрезвычайные происшествия все же случаются. Особенно во время всплесков энергии.

Это заставляет меня снова подумать о Серине, о ее магических способностях и о том, как она погибла, потому что ее не научили контролировать их.

Меня захлестывает еще одна волна горя и вышибает из меня воздух. Она бьет меня наотмашь, и я обрушиваюсь на свою мать и ее нелепые слова еще до того, как принимаю осознанное решение сделать это.

– А я-то думала, что сохранить им жизнь – это и есть способ обеспечить им – и школе – стабильность.

В тот момент, когда смысл моих слов доходит до нее, она отшатывается, как будто я дала ей пощечину, но я не жалею о том, что сказала их. Ни в малейшей степени. Потому что сосредоточение внимания на дресс-кодах, правилах и статус-кво кажется мне довольно нелепым, когда этот статус-кво не готовит выпускников Школы Колдер к жизни в реальном мире, а приводит их к гибели опять, опять и опять.

Моя мать, однако, смотрит на вещи иначе, чем я, – если судить по тому, как она сжимает челюсти. И хотя взгляд, который она бросает на меня, предупреждает, что сейчас мне самое время закрыть рот, я не могу этого сделать. Только не сейчас. Не на этот раз.

Но я все же понижаю голос, чтобы он звучал скорее примирительно, чем обвиняюще и продолжаю:

– Стоит ли удивляться, что столь многие ученики школы погибают после того, как заканчивают ее, если мы не даем им абсолютно никаких жизненных навыков?

Сначала у моей матери делается такой вид, будто она хочет просто проигнорировать мою попытку обсудить эту тему, но затем он просто тяжело вздыхает.

– Полагаю, эта твоя небольшая тирада означает, что ты слышала про Серину.

– Ты говоришь о ней так, будто это сводка погоды. «Полагаю, ты слышала о надвигающемся шторме»? – В это мгновение в небе слышится особенно громкий раскат грома, будто подчеркивая мои слова – и мой гнев.

– Это не входило в мои намерения.

– Может,