Орден Хранителей. Инквизитор - Александр Золотько

Своих вещей у Ивана не было. Сумки сгорели в машине, а одежда — черная форма Старшего Исследователя Объединенной Инквизиции — исчезла неизвестно куда. Очнувшись, Иван обнаружил себя в пижаме. Вот в ней, набросив на плечи халат, Иван и прогуливался по кораблю.

Который, кстати, Хайфу все еще не покинул. Болтался на рейде в компании десятка таких же кораблей.

— А поодиночке корабли не ходят, — пояснил доктор во время вечернего посещения. — Уже с год как приказано передвигаться в составе конвоев во избежание и для предотвращения. Пираты, знаете ли…

— Что, вот так вот прямо в виду города, внаглую? — усомнился Круль.

Доктор мельком глянул на него через плечо и снова повернулся к Ивану.

— Все так серьезно? — спросил Иван.

— Даже и не знаю… — Доктор взял руку Ивана за запястье и стал считать пульс, бесшумно шевеля губами и глядя на свои наручные часы. — Шестьдесят пять. Неплохо. Голова, говорите, не болит?

— Нет. Так что с пиратами?

— С пиратами, извиняюсь, хреново. — Доктор задумчиво посмотрел на Ивана, словно прикидывая, а не заглянуть ли тому в горло и не отправить ли на какие-нибудь процедуры. — Пираты нападают на отдельные корабли, грабят и даже убивают. Тех, кто пытается сопротивляться. Вы разве не слышали об этом?

— Я… — Иван кашлянул. — Я не так чтобы следил за новостями. Был занят…

— Водка, пиво, гулянки, тяжелые ранения и лишение свободы, — засмеялся Круль. — Занят был.

Врач на голос не оглянулся. Врач вообще на Круля старался обращать внимания ровно столько, сколько требовалось для минимального выполнения обязанностей корабельного врача.

— Прошлый раз мы здесь почти неделю стояли, пока весь конвой собрался и военные корабли подошли. Жутко неудобно, но ничего не поделаешь…

— Ничего, — подтвердил Круль. — Нет, конечно, можно было бы предупредить об отлучении пиратов в случае непрекращения ими нападений. Хотя бы в выходные и праздничные дни. Ведь даже в Божье перемирие работают не покладая рук. Но Объединенная церковь почему-то не хочет принимать столь кардинальные меры. Почему, Михаил Семенович? Что по этому поводу слышно среди мареманов?

— Я не знаю. — Врач встал, не оглядываясь на предавшегося. — Вам, брат Старший Исследователь, ничего больше не нужно?

— Да не нужно ему ничего, не нужно! Можете идти, — сказал Круль. — У вас аллергия на запах серы?

— У меня аллергия на предавших веру, — не выдержал доктор. — Мне неприятно, что я вынужден оказывать помощь такому, как вы… И…

— Так не оказывайте. — Круль прищурился, словно рассматривал доктора в прицел. — Оставьте меня умирать. В конце концов, Гиппократ — явление языческое, клятва его имени с верой и христианством не согласуется… Вообще, доктор, а какого лешего вы нарушаете волю Божью? То есть Господь насылает болезнь с неким умыслом, с целью какой-то, а тут вы, клистирные трубки, набегаете — и давай человека лечить. Вы же мешаете ему понять, к чему его Господь готовит. Это ж представьте себе, покрыли Иова язвы, только он задумался, чтобы к Богу с вопросом обратиться, а тут — бац — дерматолог с мазями и кремами, и язвочки лечит. А ветеринары скот спасают от падежа. И такой поучительный эпизод из Ветхого Завета летит ко всем, извиняюсь, чертям. Я вообще полагаю, что все доктора совершенно справедливо отправляются в ад. Вы, доктор, в лице изменились… Что так? Не знали, что все доктора после смерти идут в геенну? Рядом с адвокатами, извиняюсь, развлекаются. То препарируют друг друга, то клизму поставят, то трепанацию какую затеют. К ним даже чертей и демонов для мучения приставлять не нужно, сами справляются. Куда же вы, доктор?

Дверь каюты захлопнулась, и Круль удовлетворенно засмеялся.

— Сука ты, Круль, — глядя в потолок, сказал Иван.

— Да. То есть не сука, кобель. И тогда это звучит уже как комплимент. Если женщину именуют сукой — это оскорбление. Если мужика кобелем…

— Какого хрена ты человека достаешь? Он ведь тебе ничего плохого не сделал…

— Не сделал. Добрый доктор. Честный. А ты знаешь, что пираты, захватив корабль, не убивают безоружных. За небольшим исключением. Если на корабле есть предавшиеся, то с оружием они или без, мужчины, женщины, дети — без разницы. Их убивают. И не просто убивают, а с выдумкой, с фантазией. С душой, я бы сказал. Понятно тебе? — Круль, закряхтев, сел на постели. — Это доктора не волнует. Если бы ты спросил его, он бы сказал, что так и нужно. Так им, предавшимся, и нужно. Ты спроси…

— Чего это он будет со мной на такие темы разговаривать? Кто я ему?

— Ты ему брат Старший Исследователь, между прочим. Забыл? Он ведь к тебе только по званию и обращается. Не Ваня, не батенька, а сугубо брат Старший Исследователь… Ты все еще не понял, что тебя на самом деле сделали Инквизитором? Не понял? Да от тебя все сейчас шарахаться должны на корабле. Это в Конюшне ты заразился нигилизмом и наплевательским отношением к братьям-Инквизиторам, мог даже хамить председателю комиссии, а простые люди помнят, что Инквизитор, самый завалящий: младший помощник, секретарь-письмоводитель, — может любого из них остановить, задержать, подвергнуть допросу. И передать в руки светских властей на предмет наказания и принятия мер физического воздействия. Тебя даже убить нельзя без вреда для убийцы. Или ты не знал, что убивший Инквизитора попадает под действие пункта пять раздела восемнадцатого Соглашения? Вечное проклятие с невозможностью отпущения грехов. И даже в Договоре с адом это отмечено как форс-мажорные обстоятельства. Если я тебя сейчас убью, то все мои преференции, льготы и прочие посмертные радости накроются медным тазом. Большим и медным, — Круль помахал Ивану рукой. — А ты все так по-простому, живешь и не знаешь. Вообще, с тобой на борту наш лайнер мог бы спокойно перемещаться по самым опасным районам морей и океанов. В принципе, капитан должен был поднять вымпел, извещающий всех, что на борту ты. Инквизиция могла бы взять под свою защиту все корабли, но почему-то не делает этого. Почему?

Иван закрыл глаза.

Нет, Круль прав. Иван действительно не осознал, что, получив удостоверение и черную форму, он на самом деле перестал быть простым оперативником. Все еще относится к себе как к обычному, нормальному человеку. А окружающие воспринимают его иначе. И теперь становится понятным, отчего все так шарахаются в стороны.

Инквизитор и предавшийся в одной каюте. Оба побитые. Что это значит? Никто ничего не может знать наверняка, и это должно порождать слухи. От страшных до нелепых.

А убивать Ивана теперь могут только по недоразумению. Или предавшиеся собственными руками. Нет, галата, конечно, форма и звание не остановят, но галаты вне Святой Земли не действуют, и это значит, что после отплытия Иван может жить как в режиме бессмертия в компьютерной игре.

Иван открыл глаза и посмотрел на молчащего Круля. И натолкнулся на его серьезный, внимательный взгляд. Ожидающий взгляд.

Ты еще не сообразил? Давай-давай, говорил взгляд предавшегося, шевели мозгами.