Богоматерь лесов - Дэвид Гутерсон

— Хочешь, чтобы я позвонила адвокату? — спросила она.

— Погоди, — сказал Том. — Ах да! Наш договор.

— Не смей играть со мной в эти игры, — ответила Элинор.

— Игры, — повторил Том и открыл колу. — Сегодня я к ним готов.

— Мы заключили, — сказала Элинор, — специальное соглашение.

— Напомни мне его формулировку, — попросил Том.

— Тебя здесь быть не должно, Том.

— Ошибаешься, дорогая.

— Ты знаешь, мне не по силам вышвырнуть тебя за дверь, — сказала Элинор. — Зачем ты это затеял, ведь окажись ты на моем месте, ты не моргнув глазом выставил бы меня за порог, это в твоем духе, именно поэтому ты мне так противен.

— Ты отклоняешься от темы, — ответил Том. — Мы говорили о нашем соглашении, а не о твоих измышлениях на мой счет. Так что звони своему адвокату, дорогая, и я сам с ним поговорю.

Она позвонила адвокату. У нее был его домашний номер.

— У нас небольшая проблема, — сказала она. — Здесь Том. Он отказывается уйти.

После этого она передала трубку Тому.

— Извините, что беспокоим вас дома, — сказал Том. — Думаю, сэр, вам не больно-то интересно обсуждать наши проблемы в воскресенье, но как я ни отговаривал Элинор звонить вам, она настояла на своем. Вы уж простите ее.

— В вашем голосе звучит ирония, Том. Думаю, вы взяли неверный тон, Давайте поговорим серьезно.

— Я серьезен как никогда, — ответил Том.

— Вы понимаете, что нарушение договора может иметь правовые последствия?

— Простите, — сказал Том, — напомните мне формулировку. Я сделаю все, что записано в договоре.

— Вы знаете, что там написано.

— Я пытаюсь вспомнить.

— Не валяйте дурака.

— Я и не думаю валять дурака.

— Тогда что вы делаете дома?

— Я выполняю условия договора. Я делаю то, что он предписывает. То, что приказали мне вы.

— Я не приказываю. Это неподходящее слово. Мы пришли к соглашению, Том. К взаимному соглашению. Вы поставили под этим документом свою подпись. Договор гласит: в течение часа перед работой. Но никак не в воскресенье.

— Там так и написано: «никак не в воскресенье»?

— Почему я должен толочь воду в ступё? Я сижу с сыном и дочерью на кухне, мы играем в настольную игру, а вы тут изводите меня из-за какой-то ерунды. Я не могу этого понять.

— В какую настольную игру?

— В игру, требующую напряжения интеллекта.

— Еще раз простите. Я говорю это от всей души, сэр. Я не хотел портить вам семейный досуг. Отрывать ваше драгоценное время. Но ведь это Элинор вам позвонила, не я.

— Если воскресенье не входит в категорию «в течение часа перед работой», значит, никаких посещений по воскресеньям. Неужели это непонятно?

— Прошу вас, продолжайте свою игру. Сожалею, что пришлось побеспокоить вас, сэр. Элинор тоже просит у вас прощения.

Том повесил трубку. Он посмотрел на жену и пожал плечами.

— Все прояснилось, — сказал он.

— Что именно?

— Теперь все понятно. В течение часа перед работой. А меня перевели работать в вечернюю смену, которая начинается в тюрьме через пятьдесят две минуты.

— Ты явился без предупреждения, — сказала Элинор. — И я… я хочу, чтобы ты ушел.

— Я просто выполняю условия договора, — ответил Том.

Но Элинор и бровью не повела.

— Очень остроумно, — сказала она. — Ты опять взялся за свое, Том, придумал очередную уловку. Считаешь, что ты умнее всех.

Он поднялся и пнул стул, на котором сидел до этого. Стул перевернулся.

— Не надо ломать мебель, — сказала Элинор. — Не надо искать новых неприятностей на свою голову.

— Это произошло случайно, — сказал Том. — Я про стул.

— Нет, не случайно, — сказала Элинор.

— Я пришел не к тебе, а к детям.

— Дети не хотят тебя видеть. Кстати, Коллин вообще нет дома. А если бы она не ушла, она закрылась бы от тебя в спальне.

— Это ты так говоришь.

— Это они так говорят. Они ненавидят тебя, Том. Твои собственные дети. Они…

Том замахнулся, чтобы ударить ее. Элинор съежилась, и он сдержался. Элинор побежала к телефону.

— Твой адвокат подонок, — сказал Том. — Беги, докладывай ему, говори что хочешь, мне плевать.

Элинор набрала номер.

— Алло? Это Элинор Диллон. Элинор Кросс. Что? Да. Моя девичья фамилия. На меня только что напал мой муж, он нарушает условия посещения детей, он бьет меня и ломает мебель. Я не могу заставить его уйти.

Том вырвал у нее трубку.

— Я ее пальцем не тронул, — сказал он. — С ее головы не упал ни один волосок. И я не думал ничего ломать.

— Отдай трубку, — сказала Элинор.

Она попыталась выхватить у него трубку, и он выставил перед собой руку, чтобы не подпустить ее, удерживая на некотором отдалении. Она сделала обманное движение и зашла слева, он схватил ее за предплечье железной хваткой дровосека и выкрутил ей руку, продолжая говорить по телефону:

— Нет никакой необходимости приезжать сюда, я не сделал никому ничего дурного.

— Он выкручивает мне руки! — закричала Элинор.

— Она придирается ко всему, что я делаю, — сказал Том.

Дело кончилось тем, что приехал представитель шерифа.

Итогом был запретительный приказ. Томми «подписал» аффидевит: зажав карандаш в зубах, нацарапал на бумаге несколько корявых значков, отдаленно напоминающих буквы, — свидетельство о физических и моральных оскорблениях, и теперь Томми тоже был для него под запретом. Томми, Элинор и его собственный дом. К счастью, ему не предъявили обвинений в семейном насилии, которое являлось уголовным преступлением, и в том, что он чинил препятствия звонку в службу девять-один-один, иначе он бы лишился работы в тюрьме. Свою дочь он мог теперь видеть два раза в неделю плюс суббота и воскресенье, но встречаться им приходилось в закусочной, при этом Коллин всегда опаздывала, и три четверти отведенного на свидание времени Том Кросс сидел в одиночестве на глазах у всех и пил кофе. Он не винил дочь за опоздания, он понимал, что в его обществе для нее мало радости. Через несколько месяцев после того как он ушел из дома, Коллин расцвела прыщами и начала носить бюстгальтер, что вызывало у Тома смешанные чувства. Да и как тут не испытывать смешанные чувства? Разве может быть иначе, если твоя дочь начинает носить бюстгальтер? Неожиданно она утратила свою привлекательность, и он видел, что для нее это настоящая трагедия. В последнее время она просила его покупать ей журналы для подростков, где рассказывалось, как следить за своей внешностью, со статьями про одежду, косметику, прически. Она привыкла быть хорошенькой и, потеряв миловидность, растерялась. Она не знала, что делать. Том тоже не знал. Бюстгальтер Коллин и вид ее ягодиц — упругих и соблазнительных, точь-в-точь как у Элинор, — заставляли его бояться дочери. Рядом с ней его терзали нелепые сомнения. Дело осложняло ее сходство с матерью. Она была ее уменьшенной копией, что подтверждало справедливость генетики и одновременно путало. Манерой держаться она тоже была похожа на мать. Она могла быть очаровательно насмешливой и в то же время деспотичной. Задумываясь, она покусывала губу, порой предавалась фантазиям или целыми днями беспричинно грустила — все это было и у ее матери. Она была чутким и переменчивым созданием со скверным характером, и по мере того как чувства Тома к Элинор иссякли, он естественным образом перенес их на Коллин, та же со своей стороны не имела ни времени, ни желания сидеть в тени его угрюмого, невысказанного гнева. Еще одна потеря. К ней он был не готов. Томми, Элинор, это было понятно. Но Коллин? На это он не рассчитывал. И не мог с этим смириться.