Счастливая девочка растет - Нина Шнирман

Мне неприятно, что я их так напугала, не просто неприятно, а как-то очень тяжело на них смотреть. Что делать? Думаю! В музыке после такого фортиссимо можно сразу… на пиано! В музыке можно, а с ними, наверное, надо постепенно.

— Девочки! — говорю спокойно, но уверенно и твёрдо. — Ведь вы понимаете — всё это в переносном смысле. Нельзя ведь человеку голову оторвать! Нельзя! Это просто такое выражение — конечно, неприятное выражение. Но подумайте сами, разве можно человеку оторвать голову, подумайте! И я никому не собираюсь отрывать голову! Ведь голову оторвать — это значит убить человека! Разве я могу это сделать?!

Делаю паузу и смотрю на них, они уже все немножко оживились, но лица тревожные.

И тогда я говорю тихо и спокойно, как Мамочка:

— Девочки! Не обижайте Анночку!

И тут они совсем пришли в себя, близко ко мне подошли и почти хором говорят: «Она такая хорошая!», «Она такая добрая!», «Она во второй класс сейчас пойдёт!», «Мы не будем её обижать!» И вот самое главное: «Ниночка, не волнуйся! Мы никогда не будем её обижать! Мы будем с ней дружить!»

— Хорошо! — опять говорю, как Мамочка. — Всё в порядке, девочки!

Улыбаюсь им, машу рукой и ухожу. Иду в нашу комнату — там Анночка на моей кровати сидит, но уже не грустная! Спрашивает меня немножко лукаво:

— Ты на них накричала? Они испугались?

Вот это да! Я так орала, что через комнату всё слышно было!

— Знаешь, Анночка, — рассказываю ей, — я сначала не сдержалась и наорала на них… глупости всякие говорила! Потом вернулась… и мы спокойно всё решили. Они обещали тебя не обижать и дружить с тобой! А с Наташей я договорилась так: ты теперь не звеньевая и будешь жить вместе со мной, скоро тебе кровать сюда принесут!

— Значит, мы теперь будем вместе жить? — радуется Анка и улыбается, улыбается!

— Да, вместе! — говорю.

Я так рада, что она со мной, что уже не ругаю себя за всю эту идиотскую историю с Анкой-звеньевой.

— Как дома! — говорит Анночка и смотрит на меня… как дома!

У нас в лагере произошло такое замечательное событие, что мы все втроём, даже Ёлка, ждём вечера! Потому что вечером мы танцуем!

Не знаю, когда построили этот зал для танцев — Ёлка называет его верандой, — не помню, был ли он в прошлом году, но это не важно, важно, что это замечательное место для танцев, там даже в дождь можно танцевать — он попадает только на ступеньки веранды и ещё на пол — на метр от края, не больше. В общем, здание такое: две ступеньки — и ты входишь в очень большой деревянный зал, он широкий и глубокий, и даже потолок высокий — это большой дом, где нет передней стены. Там много электрических лампочек — терпеть не могу тусклый свет, — а в заднем левом углу пианино, но на нём редко играют, потому что у нас есть Яш А — он играет на аккордеоне, учит нас танцевать, всё время шутит, говорит что-то очень симпатичное и весёлое. Он молодой, высокий, у него чёрные кудрявые волосы, приветливое и доброе лицо. Анночка сразу в него влюбилась — по-моему, все девочки в него влюбились. Кроме меня и Ёлки — про себя я знаю точно, а если на Ёлку посмотреть, то даже и думать нечего — не влюбилась!

То ли ужин сделали раньше, то ли отбой играют позже, но мы долго танцуем — это так здорово! Яша уже научил нас танцевать вальс — правда, мы втроём уже танцевали его дома, — танго и фокстрот. Сначала мы танцуем то, чему мы научились раньше, а потом учим новый танец. Яша рассказал нам, что мы ещё научимся танцевать падеграс, падекатр, падепатенер и гавайский вальс. И потом он назвал ещё какой-то танец, но я не поняла его название. А гавайский вальс — это, наверное, что-то необыкновенное!

Мы приходим туда не строем, но как-то вроде отрядами. Самое смешное, что приходят мальчишки — зачем они тут нужны, совсем непонятно — ни один мальчишка не танцует и даже не пробует, но их никто и не заставляет — кому они нужны? Вот говорят, что девочки кривляки! Но я считаю, судя по нашему двору и лагерю — а я в лагере уже третий раз, — мальчишки такие же кривляки, как девочки. Только кривляются по-разному: девочки вертятся и хихикают, а мальчишки щурятся, ухмыляются, иногда плюются, но здесь им плеваться не разрешают.

Девочки танцуют с девочками — и у меня получается одна неприятность. Ёлка всё время заставляет меня танцевать с ней, а я хочу иногда потанцевать с Анночкой — она сидит на скамейке, и у неё нет пары. Я очень расстраиваюсь из-за этого и говорю Ёлке: сейчас я буду с Анкой танцевать! Ёлка сердится, она считает, что Анка ещё маленькая, чтобы танцевать, а я так не считаю! Но я иногда бросаю Ёлку и танцую с Анночкой — она так радуется!

Какая это замечательная вещь — танцы! Как жалко, что дома нет места потанцевать! Но зато здесь мы теперь можем каждый вечер танцевать — это огромная радость.

Сегодня мы будем разучивать падеграс, но сначала мы станцуем всё, что выучили раньше, потом разучим падеграс, а потом ещё будем танцевать то, что заиграет Яша — он такой молодец, всё очень интересно организовал!

Яша объявляет танго. Мы танцуем с Ёлкой, я иногда смотрю на Анночку и решаю: следующий танец буду танцевать с ней! Танго закончилось, Яша объявляет: «Танцуем вальс!» И тут происходит очень странная, но интересная вещь — я ещё не успеваю сказать Ёлке, что сейчас буду с Анкой танцевать, а Яша вдруг снимает аккордеон, ставит его на скамейку, за пианино садится какая-то женщина — так было уже два или три раза, но тогда Яша куда-то уходил. А сейчас он выпрямляется, поправляет воротничок рубашки… и идёт — я сразу это поняла, почувствовала, — он идёт к Анночке! Подходит к ней, голову наклоняет, протягивает руку — она улыбается ему, встаёт, кладёт свою руку на его руку, и он ведёт её в центр зала. «Тысяча чертей!» — как иногда говорят герои американских книг, когда им что-то очень нравится. «Тысяча чертей!» Где она всему этому научилась? Ей всего семь лет, но сейчас, издалека, она мне кажется почти девушкой. Женщина за пианино начинает играть вальс, Анночка с Яшей танцуют. Они танцуют одни — совсем одни посередине зала! Потом ещё несколько пар начинают танцевать, но к ним не приближаются. Весь лагерь смотрит на Анночку с Яшей, и я вижу: Анночка похожа на Маму — какое-то естественное изящество, спокойная улыбка, и она так легко танцует, в этом зале никто ещё так красиво не танцевал, ни одна пара, и мне приходит в голову такая «книжная» мысль: так танцуют принцессы на балу!

Музыка кончается, Яша берёт Анночку за руку, ведёт её к скамейке, к тому месту, где она сидела, наклоняет голову, Анночка садится, он что-то говорит ей — она с улыбкой отвечает ему. Он ещё раз наклоняет голову и отходит, идёт, берёт свой аккордеон и объявляет:

— Танцуем фокстрот!

Все, по-моему, так обалдели, что не сразу встают со скамеек или не сразу отходят от стен. Яша всё это замечает и громко и очень весело кричит:

— Танцуем! Все танцуют фокстрот! — Начинает играть, девочки начинают танцевать, а я кричу Ёлке: