Супермама для вишенки - Марина Владимирова-Бойко

Смотрю в потолок, заложив руки за голову. Вспоминаю, все что происходило в театре, в мельчайших подробностях. Не потому что мне так сильно хотелось, а потому что эта мысль засела у меня занозой в голове. Я прокручивала ее десятки раз, но найти конечную точку не получалось. 

Глеб выглядел уставшим. С его лица не сходила довольная, ухмылка. Он улыбался мне, смотрел безотрывно сонными глазами. Как обычно шутил, дерзил Стасу. Ничего не предвещало беды. Кто же мог подумать? Ах, если бы можно было повернуть время вспять!

Понимаю, что совершенно ничего не знаю о Юдине. О его настоящей жизни. Знаю лишь то, что его бросила жена. А родной отец живет в другом городе и, по словам Игоревны совершенно не общается с внучкой.

С самого утра еду в больницу. Центр города, где меня встречает большой поток машин. Они останавливаются на светофоре, мигают фарами и пропускают толпу пешеходов. Водители сигналят, нетерпеливо ждут, пока загорится зелёный свет.

Шумно. Прохожие в теплых куртках, кашемировых пальто, стуча каблуками по серому асфальту спешат, как на последний поезд в своей жизни. Задевают меня плечом, затем извиняются, а кто-то просто, с отсутствием манер выкрикивает: «Куда прешь?». А я в таком состоянии, мягко сказать: пру как танк.

Собираюсь с мыслями, беру в себя в руки. Сейчас не время раскисать. Выпрямляю спину и уверенной походкой иду к зданию областной травматологии.

В больнице возле реанимационного отделения собрались несколько мужчин и женщин. Некоторых я знала в лицо, а некоторых видела в первый раз.

Они все резко посмотрели на меня, когда я появилась в просторном больничном коридоре. Выдавливаю из себя: «зрасте» и медленно подхожу к окну. И зачем я пришла? Нет, просто узнаю, как он там? Все ли с ним в порядке и уйду. Всего лишь пять минут позора, может десять и ты на высоте.

Среди присутствующих был отец Глеба. Седой, высокий, худощавый. Я его помнила с детства. Он не слишком изменился. Лишь на его вытянутом лице появились глубокие морщины. И глаза выглядят более грустно.

Среди присутствующих знаю ещё одного человека. Это мужчина, который часто мелькает с экранов телевизора. Стрижка под ноль, стильный костюм, лакированные туфли, начищенные до идеального блеска. Под их пристальным взглядом чувствую себя неловко. Даже слишком неловко. Они смотрят на меня, а я смотрю на них. Боюсь, подойти, спросить. Да и что говоритьт. Здрасте, вот я Вера, собственной персоной. В какой-то момент мне кажется, что вот сейчас кто-то из них укажет на меня пальцем и выкрикнет: это она! Во всем виновата только она.

А потом вышел врач.

- Кто из вас Вера? Веру постоянно зовет, – звучит его уверенный баритон.

Подлетаю к нему с поднятой рукой, как какая-то школьница.

- Это я.

- Вы жена?

- Я Вера, - убедительно говорю, тыча в свою грудь пальцем. Затем оглядываюсь и вижу удивленные лица присутствующих. А мужчина без волос на голове, так приподнял свои широкие брови, что казалось, они сейчас окажутся на его лысой макушке.

- Пойдемте со мной.

Он открывает двери, мы проходим вглубь коридора, где так пахнет медицинским спиртом. Я надеваю бахилы, он дает мне белый халат, и я спешно иду вслед за ним.

- Завтра мы переведем его в палату. Пока он у нас самый стабильный больной, - бодро отвечает.

Всего одного его слово: стабильный и у меня с души камень упал. Его переведут! Готова сейчас подпрыгнуть до самого потолка.

Киваю, глаза начинают слезиться, гореть. Это хорошо. Это очень и очень хорошо.

Его кровать возле окна. Голова Юдина перебинтована, как у мумии, на лице заметны кровоподтеки. Загипсованная нога, подвешена на какой-то крюк. Он спит. Медсестра меняет ему капельницу и оставляет нас наедине.

Я медленно подхожу ближе. Смотрю, как он смиренно лежит. Его дыхание не улавливается. Наклоняюсь и замечаю, какие же у него длинные ресницы. Как у Варечки.

- Прости меня, - затем не выдерживаю, прикрываю лицо руками, начинаю всхлипывать. Мне так сложно удержать слезы.

- Можно тише, здесь люди отдыхают, -  раздается хриплый голос. Резко оборачиваюсь, убираю руки от лица и замечаю, что в большой белой комнате есть кто-то ещё кроме нас. Это мужчина, лежащий на такой же большой кровати в самом дальнем углу.

А потом приходит врач и говорит, что мое время вышло. По его словам Юдин еще слаб. Потребуется слишком много времени, чтобы ему снова встать на ноги и вернуться в привычное состояние.

Фраза: «Не торопись, а то успеешь» - сегодня мой девиз. Как пасхальный кролик сначала мчусь на работу, затем нужно заскочить в аптеку, в магазин, купить лимонов и большую банку меда. В обед планировала навестить Юдина. Его перевели в отдельную палату, он пришел в себя. В какой-то момент думаю: зачем звал меня в бреду? А может не меня, а Варю? Вера, Варя, наши имена так похожи.

Совершенно не заметила, как появились заботы. Заботы о маленькой славной девочке, глаза которой милее всех святых. Это так радует, что настроение поднимается само собой.

Отец Юдина уехал в тот самый день, когда доктор из реанимационного отделения сообщил, что его жизни ничего не угрожает. Мы даже не успели перекинуться с ним парой фраз. Не знаю, узнал он меня спустя годы. Скорей всего не узнал. Или просто сделал вид, что не узнал.

Я слышала, как он благодарил врача. Но тот холодно отвечал, что это нужно ни его благодарить, а подушки безопасности.

Меня поддерживает Света и Натка. А вот мама... Мама впервые в моей жизни перешла на сторону зла. По ее мнению я не должна тратить свое драгоценное время просто так. Варечкой должны заниматься родственники. Мамы, папы. Бабушки и дедушки. На крайний случай тети. Но никак учительница по математике. В общем, наш последний разговор не состоялся. Мы разругались в пух и прах. Мама просто меня не понимает! От ее громких заявлений, я начинаю сомневаться. Правильно ли я все делаю? Мама ведь всегда права. Всегда желает самого лучшего.

Ближе к обеду приезжаю к Юдину. У него отдельная палата. При виде меня его лицо озаряется улыбкой и раздается хриплый голос:

- Крассоткина, тру-ля-ля! – он хочет приподняться с кровати, но пока это у него не получается. - Вот же встреча года! Кого-кого, но тебя я точно не ожидал здесь увидеть. А ты прям, как с выпускного.

- Юдин! Даже в таком состоянии продолжаешь шутить. Тебе Игоревна бульон сварила, просила передать. Я все равно мимо проезжала…, - опускаю глаза. Ну не совсем мимо. Ехала целенаправленно.

Бульон – в мое случае это просто прекрасно. А с ложечки покормишь?

Я лишь тяжело вздыхаю. Даже если его бульдозер переедет, он будет продолжать шутить. Юдин неисправим.

- Ладно, как там моя детка Варюша? Знает, где ее отец сейчас загорает? На каком курорте.

Я отрицательно киваю головой. Не решилась ей рассказать. Игоревна тоже молчит. Хотя бы пока девочка окончательно не поправится.