Дивизия особого назначения. Освободительный поход - Фарход Хабибов

– А чего ж его не расстреляли, он же танкистов противника причесал?

– Так его как смелого воина везли в Рейх, видимо, хотели самому Гитлеру показать, но не довезли – вы тот поезд остановили.

– Вот у тебя, Виталя, теперь есть смелый и инициативный кавалерийский командир, организуй эскадрон, паря, – резюмирует сказанное Арсений.

– Обязательно, Елисеич. Пришлешь мне Бондаренку своего сразу после завтрака?

– Конечно, пришлю.

Закончив завтрак, мы разошлись, то есть не все, Никанорыч остался со мной, ну и я ему рассказал, что и как мы собираемся делать, что завтра ночью выходим в путь, тут оставляем одну роту, плюс ребята Тухватулина, ну и летчики останутся тоже, авиаподдержка для нас дорогое удовольствие.

Решили, что летчики сегодня ночью выйдут бомбить противника по пути следования нашей колонны, правда, мы-то повернем в точке Z, а летуны бомбить будут и дальше, для дезинформации, а враг будет готовить мощный отпор, ну, чтобы разгромить нашу колонну. Мы же повернем за двадцать километров от места, где враг подготовит нам встречу, в сторону. Конечно, мы мысли врага читать не умеем, но точка Z – это городок Вашкув, городок перерезается речкой, и единственный мост в том самом месте и находится, а бродов на двадцать километров в округе нет, и враг об этом знает не хуже нас, сирых. Хотя чего это мы сирые-то, ни фига, это фашисты сирые и убогие (особенно умом и национал-социалистической идеей), а мы самые что ни на есть умные и честные!

Исходя из всего этого, мы и предполагаем, что враг подготовит горячую встречу нашей дивизии в окрестностях Вашкува, тут восьми локонов на висках не треба, щоб уразуметь. Или как-то не так звучала поговорка, там же о прядях, причем во лбу речь шла.

Арсений одобрил наш план; узнав о том, что план тайный и в него посвящено меньше десяти человек, еще раз одобрил наши действия. Кроме того, Арсений перечислил, какими силами располагает противник на данном направлении (зарывая нас, немцев и местных, на рассвете), всего получается почти дивизия, да с танками и сильной ПТА[127] (вплоть до ахт-ахтов).

Вот наиболее сильные группировки и будем бомбить, на бомбардировку пойдут все самолеты, кроме У-2, как раз они станут единственной нашей авиаподдержкой в Польском рейде. Они более экономичны, чем остальные аэропланы, да и для посадки-взлета не требуется больших аэродромов, могут сесть и на дороге. Зато станут нашими глазами, которые высоко летят и далеко глядят. Да и вызывать их будем только в случае особом, нечего крыльями рисковать.

В бомбовой налет пойдут Юнкерсы, «чайки» и «ишаки», их миссия бомбить врага, но осторожно. Плевать на меткость, главное – беречь себя. Просто скинуть бомбы, пролетая, никаких пикировок, никаких повторных заходов. Пролетели, скинули и дальше, как боезапас кончается, обратно на базу, и снова, заправившись, вперед, и так три вылета, и потом до хаты. Самолеты запрятать, замаскировать и до нашего возвращения (или до нашего вызова) отдыхать, превратившись в пехоту. Пока мы болтали с Арсением, товарищи колхозники пригнали лошадок, целых сто двадцать голов. Да и сами мы нахватали трофеев почти тридцать голов, правда, телеговозов немецких, но чем такой конь не конь-то?

Кстати, те, кто останется в лагере, еще займутся сбором и подготовкой фуража на зиму, ну и обустройством еще двух баз, поглубже в лесу, да не меньше 20–50 километров друг от друга. Колхозникам в благодарность за коней, передали двадцать винтовок и по сотне патронов на винтовку (для самообороны), да другого потребного имущества, особенно рады они были двум бочкам керосина и мешку соли. Пейзане[128], попрятав винтовки, керосин и соль в телеги, уехали обратно, а у нас настало время обеда. Никанорыч отказался с нами обедать, мол, пора ему, пришлось проводить его с селянами.

Я продолжил свой поход в столовую, и тут ко мне елисеевский боец привел кавалериста и девушку.

– Разрешите обратиться, товарищ комдив? По приказанию начальника особотдела дивизии привел к вам лейтенанта Бондаренко и военветврача третьего ранга Бусенко. – И, сдав мне Бондаренко с девушкой, боец удалился.

– Ну, давайте знакомиться, я капитан Любимов, комдив здешний.

– Лейтенант Бондаренко по кличке «Букварь», командир эскадрона N-ской кавдивизии, взят в плен при атаке на танковую колонну.

– Военветврач третьего ранга Бусенко, командир ветеринарной службы второго полка N-ской кавдивизии, взята в плен в составе обоза дивизии.

– И что, много танков уничтожил лейтенант? – спрашиваю я, а глазами Бусенко буравлю, блин, как же она на Анюту похожа, и фамилия та же. Может, бабка моей Бусинки? А лейтенант браво отвечает:

– Всего их было восемнадцать, остановились, сучьи дети, на обед, банкет у леса устроили, а мы из леса и в шашки пауканов-тараканов тевтонских. Еще и в танки накидали гранат, пять штук уж точно не пригодны, горели знатно, остальные, может быть, восстановят.

– Молодец Бондаренко, если бы каждый взвод РККА уничтожил шесть танков противника, мы бы с тобой сейчас где-нибудь у Рейхстага общались бы. Проверку у особистов ты прошел, поговорим теперь о наших баранах. Лейтенант, у нас есть план создать кавалерийский эскадрон, кони у нас есть, тебе надо из красноармейцев лошадиного образа мыслей отобрать будущих кавалеристов. И вообще, пошли на обед, там договорим.

И я с Бондаренко и Бусенко (кстати, она тоже на меня уж как-то неровно смотрит) пошел на обед, в столовую, сели за один стол с Хельмутом, с генералами да с танкистами. За столом Ивашин громко спорил с Нечипоренко, какой танк лучше: КВ или Т-34. Я познакомил ребят с новым командиром не менее нового подразделения ДОН-16. Бондаренко сразу пожал руку Хельмуту за помощь в освобождении из плена, но удивился, узнав, что Хельмут – реальный немец. Оказывается, Бондаренко думал, что Хельмут советский парень, просто хорошо знает немецкий язык. Ну, раз с Хельмутом они сдружились, я и отправил их вдвоем отбирать кавалеристов, в первую очередь к Елисееву, ну из тех, кто прошел фильтрацию. (Интересно, да? Немец знакомит красного командира с его будущими подчиненными, и это не РОА, а вполне себе РККА/НКВД.) А эта Бусенко молчит, смотрит на меня и молчит. Постоянно ловлю на себе ее взгляды, в голову лезут всякие мысли. Фу, ересь, не может быть.

Пошел я на склад, к милой (от Бусенки этой сбежал), почему-то на обеде Маши не было видно.

– Привет, Мань, привет, любимая, как ты? Почему тебя на обеде не было?

– Ой, зашиваюсь я, любимый, – ответила Маня, нежно отвечая на поцелуй. – Сам посуди: завтра ночью отправка, и я должна приготовить все к тому времени, питание, боепитание, ГСМ и т. д., ну ты сам все понимаешь, но ночью приду к тебе. Ты иди уж, выздоравливай.

И отвесила мне страстный поцелуй, мням, ну да, блин, жизнь удалась! Вышел я от Мани и решил сходить к летчикам-самолетчикам, пусть готовят свои летальные[129] (летательные, летальные они для врага) аппараты к ночной бомбардировке (старательно отгоняю мысли о Бусенке, блин, она так похожа на Бусинку).