Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону - Виктор Васильевич Петелин

да и Луиза, младшая дочь, была склонна положительно ответить на эти ухаживания. Как было бы мило – граф Орлов женат на принцессе Дармштадтской! Уж не ты ли, драгоценная императрица, руководила этим процессом?

– Да, граф Орлов такой красавец и такой ловкий кавалер, что женщины чаще всего уступают ему, эти слухи справедливы, Григорий Потемкин, и он вполне мог бы добиться успеха, если бы Каролина Дармштадтская позволила ему эту дерзость, да и я знала об его происках, за этими ухаживаниями следили и граф Панин, и другие царедворцы. Но заранее говорю тебе, мой друг, графа Орлова лучше не задевайте, он навсегда в моем сердце, тем более у нас общий сын – граф Бобринский.

Вот два письма Екатерины II Г.А. Потемкину:

«Я, ласкаясь к тебе по сю пору много, – писала она в феврале 1774 года, – тем ни на единую черту не предуспела ни в чем. Принуждать к ласке никого неможно, вынуждать непристойно, притворяться – подлых душ свойство. Изволь вести себя таким образом, чтоб я была тобою довольна. Ты знаешь мой нрав и мое сердце, ты ведаешь хорошие и дурные свойства, ты умен, тебе самому предоставляю избрать приличное по тому поведение. Напрасно мучишься, напрасно терзаешься. Един здравый рассудок тебя выведет из безпокойного сего положения; без ни крайности здоровье свое надседаешь понапрасну». И вот еще. «Благодарствую за посещение, – писала она чуть позднее. – Я не понимаю, что Вас удержало. Неужели что мои слова подавали к тому повод? Я жаловалась, что спать хочу, единственно для того, чтоб ранее все утихло и я б Вас и ранее увидеть могла. А Вы, тому испужавшись и дабы меня не найти на постели, и не пришли. Но не изволь бояться. Мы сами догадливы. Лишь только что легла и люди вышли, то паки встала, оделась и пошла в вивлиофику к дверям…»

Прибывший из Италии в Петербург граф Алексей Орлов, как и сам граф Григорий Орлов, все еще пытавшийся вновь проложить проторенную дорогу, заметили что-то недоброе, хотя все придворные уже хорошо знали о новом фаворите, и в минуты откровенной беседы Алексей Григорьевич прямо спросил императрицу:

– Да или нет?

– Вы об чем, граф, спросить изволите?

– По материи любви? – ухмыльнулся граф.

– Я солгать не умею.

– Да или нет?

– Да.

– А видитеся в мыленке?

– Почему вы сие думаете?

– Потому, что дни с четыре в окошке огонь виден попозже обыкновенного. Видно было и вчера, что условленность есть не казать в людях согласия меж вами, и оно весьма хорошо.

Так старые друзья откровенно беседовали о новом любовном романе императрицы. Что уж говорить о царедворцах, лишь великая княжна Наталья Алексеевна с удовольствием подумала о превратностях фаворитизма и своем удачном выборе Андрея Разумовского, который частенько заменяет ей великого князя на брачном ложе.

Как-то в феврале 1774 года Потемкин уже как полновластный хозяин пришел к Екатерине, но она не приняла его, у нее был великий князь Павел. Екатерина тут же написала записку Потемкину, что пусть он придет тогда, когда великий князь уйдет от нее. Трудно складывались отношения Григория Потемкина с Павлом Петровичем.

Все это время после свадьбы Павел Петрович не только увлекался любовными приключениями, милыми разговорами с Натальей Алексеевной, Андреем Разумовским, с братьями Румянцевыми и другими камер-юнкерами, но и серьезно работал над своим проектом по управлению государством. С малых лет граф Никита Панин и его канцелярия по иностранным делам внушала, что как только наступит его совершеннолетие, так он будет иметь полное право на участие в управлении государством. Вот у него и возникали планы, чуть ли не прямо противоположные существующим, изложенные в трактате «Рассуждение о государстве вообще, относительно числа войск, потребнаго для защиты онаго, и касательно обороны всех пределов». В кругу приближенных он не раз высказывал свои теоретические соображения по управлению государством и войсками, следил за ходом войны, за распоряжениями главнокомандующего войсками фельдмаршала Румянцева, читал его письма, поступавшие в Военную коллегию. Николай Румянцев, ровесник великого князя, тоже внимательно следил за успехами русских войск. Однажды, когда обменивались фронтовыми новостями, Павел Петрович с сердечной болью сказал Николаю:

– Не могу понять, почему мы должны воевать с Турцией. У нас такая огромная страна, нам нужно осваивать эти богатства. Государство наше в таком положении, что ей надобен покой. Пять лет длится война с турками, одиннадцать лет наши войска находятся в Польше, да к тому же оренбургские замешательства с яицкими казаками сколько уж лет длятся. А выбора нет…

– Но войну нам навязали турки, мы лишь отвечаем ударом на удар, причем уничтожающим. К тому же турки против того, чтобы мы пользовались Черным морем, строили свои корабли, – нерешительно возразил Николай Румянцев.

– Ты пойми, граф, война изнуряет людей, которые занимаются войной, а не хлебопашеством. Да, мы ведем успешную войну, а сколько было недородов, других болезней и неудобств, которые стали следствием войны. Рекрутские наборы вызывают беспокойство среди населения. Нам нужен мир, длительный покой, дабы возобновить тишину, привести вещи в порядок. А для этого нужно снять военные налоги, пресечь наряды с земли, тогда никто не будет иметь причин для неудовольствия и негодования, тогда установится тишина в нашем государстве, затихнут казаки и крестьяне, уймутся всяческие неудовольствия.

– Турки тоже просят мира. Жаль, что граф Орлов и посол Обресков в Фокшанах не подписали мирный договор…

– А все потому, что до него дошел слух о переменах в поведении императрицы. Стоило уехать в Фокшаны Григорию Орлову, как на его место пришел Васильчиков. Какой уж тут мирный договор с турками. – Великий князь не скрывал своей язвительности, вспоминая, сколько раз Григорий Орлов беспокоил его своими притязаниями на первое место подле императрицы. Ныне пришел его черед для иронии и насмешки над бывшим фаворитом. Теперь взошла новая звезда – Григорий Потемкин, выказавший желание сотрудничать с великим князем, предложив ему перевести княжеские пушки на казенных лошадях. – Наш народ таков, – вновь заговорил великий князь, очнувшись от своих раздумий, – что малейшее удовольствие заставит его забыть годы неудовольствий и самое бедствие. По сие время мы, пользуясь послушанием народа и естественным его счастливым сложением, физическим и моральным, все из целого кроили, не сберегая ничего; но пора помышлять о сохранении сего его драгоценного и редкого расположения, для крайнего случая…

Николай Румянцев хотел вставить хоть словечко о фельдмаршале, своем отце, о его попытках всеми средствами заключить мирный договор с Турцией, установить тишину, о которой так мечтал великий князь, но его попытки оказались неудачными, великий князь с пылом и