Крылья из огня и тени - Ава Рид

– А что случится, если я не умру? – слабым голосом спросила она.

– Есть множество вариантов. Равновесие может нарушиться. Но также может оказаться, что все хорошо, что ты не представляешь опасности. Но в этом я сомневаюсь. Представь, что будет, если тебя снова похитят и никто не сможет тебе помочь. Если Вечные используют тебя и твой дар во зло, расклад сил изменится. Свет и Тьма могут вырваться за границы своих сфер, вступить в противоборство и таким образом ввергнуть в войну все человечество. Или ты сама допустишь какие-то ошибки, которые снова поставят равновесие под угрозу. Ты сама можешь воспользоваться своим даром. Уже сейчас ты живешь слишком долго. Ты уже больше, чем просто аномалия. Ты стала мишенью для Вечных, потому что каждая минута твоей жизни – доказательство их бессилия. Правила, которые были установлены первыми Вечными, рано или поздно будут разрушены, и каждый Вечный задастся вопросом, зачем вообще им следовать. Не то чтобы я сам уже об этом не задумывался… Мне продолжать?

– Нет, – глухо ответила она. – Думаю, этого достаточно. – Она осторожно погладила собак. – Но только как мне теперь с ним попрощаться? – прошептала она. Слезы катились по ее щекам.

– Тебе не придется. Потому что ты не умрешь.

– Но… ты же только что сказал…

– Сказал, но я не святой, и мне начхать на окружающий мир. И уже довольно давно. Ашер для меня важнее, несмотря на все отличия между нами. Я ни в коем случае не допущу, чтобы он потерял тебя. Я сделаю все, чтобы это предотвратить.

Не в силах поверить в услышанное, Мила сидела рядом с ним и тихо плакала.

В этот момент он принял решение:

– Я расскажу тебе свою историю.

– Открой уже, наконец, дверь, упрямец!

– Исчезни! В последний раз тебе говорю: я тебя убью, если еще раз здесь появишься.

– Иезекиль!

Тариэль в ярости метался перед дверью Иезекиля, перед входом в его дом. Уже несколько часов он умолял и выпрашивал. Просил о прощении. Иезекиль знал, что он дотла сжег дом Михаэля, и это не упрощало ситуацию. Но в этом не было ничего удивительного. Он это заслужил.

Вздохнув, Тариэль прислонился лбом к двери. Если Иезекиль его сейчас не пустит, он просто вломится внутрь. Если извинений недостаточно, тогда…

– Ты был прав. Михаэль был прав. Проклятье, некоторые приказы не следует выполнять!

Тариэль прислушался, но за дверью было тихо. Одна минута, другая, третья… Вряд ли его терпения хватит надолго. Но тут он услышал что-то за дверью и поднял голову. Дверь открылась. Тариэль едва поверил в это, и ему пришлось приложить усилия, чтобы не рассмеяться от облегчения. Впрочем, желание смеяться пропало, как только дверь открылась и он увидел Иезекиля. Тот выглядел болезненным и бледным, словно скорбь пожирала его изнутри.

– Зак, – печально произнес Тариэль, и тот молча отступил в сторону, наконец впуская его в дом.

– Почему бы тебе просто не уйти? Чего ты хочешь? Тебе недостаточно того, что случилось? Того, что ты уже сделал?

– Зачем ты меня впустил, если ты так считаешь?

– Потому что ты кого угодно достанешь!

– Нет. Потому что мы уже давно друзья.

Быстрее, чем Тариэль ожидал, Иезекиль встал перед ним, схватил его за воротник и крепко встряхнул.

– Друзья не предают, – прошипел он. – Друзья не делают того, что сделал ты: не врут, не предают, не подвергают друг друга опасности.

– Я знаю. Но и друзья совершают ошибки.

Фыркнув, Иезекиль отпустил его. Тариэль воспользовался моментом, чтобы осмотреться. Все было таким… чистым. И пустым. Куда делась мебель?

– Где твои вещи?

– Что тебе нужно? Говори уже.

– Мне нужна твоя помощь.

Бросив на него недоверчивый взгляд, Иезекиль рассмеялся. Тариэль его за это не винил, потому что на его месте он бы вел себя точно так же. Если бы не прибил своего собеседника еще раньше.

– Что мне на это сказать? Все это – какая-то дурацкая шутка для тебя?

– Пожалуйста, я серьезно.

– Черта с два я буду тебя слушать. Ты извинился, а теперь убирайся.

Иезекиль повернулся, собираясь уйти, но Тариэль не мог так быстро сдаться.

– Пожалуйста. Ради Михаэля.

Иезекиль застыл.

– Ты и правда ничем теперь не гнушаешься, да? – В его голосе не было гнева, скорее покорность. Повернувшись к Тариэлю, он развеял покров, который скрывал истинный вид его жилища. – Если бы Михаэль был здесь, он бы как следует пнул тебя под зад. Но у меня на это больше нет сил. Мне нужно побыть одному.

Повсюду громоздились торты, капкейки, пироги и буханки хлеба. Кое-что уже испортилось и начало вонять. Как долго и в каких количествах Иезекиль пек это все, Тариэль мог только гадать. Повсюду были рассыпаны мука и сахар, а несколько тортов, похоже, соскользнули с дивана и теперь лежали на столь ценимом Иезекилем деревянном полу.

– Охренеть.

– Кто бы говорил.

– Я тебя понимаю! Серьезно, я тебя понимаю.

– Нет, не понимаешь. Я не просто потерял друга.

– Я знаю. Я никогда этого не предвидел. Я… – Тариэль в отчаянии провел рукой по волосам. – Я был слепцом. Ашер был прав. Я не хотел этого принимать, но теперь я задумался о том, есть ли другой путь.

– Проблема не в твоем приказе, а в том, что ты нам соврал. И ты сам это прекрасно понимаешь. Мы так же хотели защитить равновесие, как ты и Совет. Это было целью Михаэля. Поэтому мы когда-то приняли разделение Света и Тьмы, хотя граница пролегла между нами и нашими друзьями. Ты помнишь об этом? Но это… это… дело в том, что Мила не просто обычная аномалия, она стала нашей подругой. И ты не оставил нам выбора в том, что касается ее… проклятье, ты не оставил выбора Михаэлю! Да, пойти в Совет было правильно, но… Я тоже не знаю, ладно? Михаэль просто хотел попытаться найти другой путь. И я могу его понять.

– Теперь я тоже. Возможно, для Милы нет другого пути. Этого я не знаю. Но я знаю, что Совет – не то, чем мы его считали. Мучить Милу – неправильно. Нужно позволить ей либо жить, либо умереть. Но никто не заслуживает того, что они сделали с ней.

– Что ты имеешь в виду?

– Рахель отстранила меня от этого дела. Она наняла Темного, чтобы найти Милу, потому что знала, на что она способна. Она хотела использовать дар Милы, чтобы собрать души и увеличить силу Света и конкретно Совета. Похоже, что они пытали Милу.

– Нет, – выдохнул Иезекиль, побледнев еще сильнее, если это еще возможно.

– Не знаю, правильно ли убивать Милу. Но я уверен в одном: то, что задумали Совет или Рахель, неправильно в любом случае. Как они могли посметь дать мне подобный приказ, а затем своими собственными действиями ставить равновесие под угрозу? Как мы можем называть себя хранителями, если сами нарушаем баланс?