О чем думают растения - Алессандра Виола

Мы, не смущаясь, признаем наличие интеллекта у многих животных, поскольку они умеют добывать еду с помощью орудий, используют речь, выбираются из лабиринта и решают другие проблемы. А теперь попытаемся ответить на вопрос: могут ли то же самое делать растения? Да, могут, и делают это постоянно! Они защищаются от растительноядных животных, используя разнообразные стратегии, причем нередко с помощью других существ, привлекают надежных помощников для опыления, обходят препятствия, помогают друг другу, могут охотиться на животных, движутся в сторону источника пищи, света или кислорода. Так почему же мы не готовы признать, что они вполне заслуживают называться разумными существами? Вместо того чтобы отрицать факт, очевидный для всех, кто наблюдал за их поведением, нам следует использовать их подход к решению проблем в качестве источника ценной информации и для нас самих.

Интеллект – это свойство жизни, которым обладает даже самый примитивный одноклеточный организм. Каждое живое существо постоянно вынуждено решать проблемы, которые, по сути, не очень сильно отличаются от тех, с которыми сталкиваемся мы. Пища, вода, крыша над головой, помощь, защита, размножение – не это ли комплекс наших самых насущных проблем? Без интеллекта невозможно жить. И осознание этой простой истины не должно выбивать нас из колеи: интеллект человека, безусловно, намного выше, чем интеллект бактерии или одноклеточной водоросли. Однако важно то, что различие это количественное, а не качественное.

Если мы определяем интеллект как способность решать проблемы, мы не можем указать порог, выше которого располагаются разумные существа, а ниже которого – только автоматы (т. е. существа, автоматически реагирующие на внешние стимулы). Тот, кто не согласен с данным тезисом и все еще считает, что одни животные разумны, а другие нет, должен указать, в какой именно момент эволюции возникает интеллект.

Давайте попробуем это сделать. Человек, разумеется, разумен, с этим никто не спорит! А приматы? Да, они тоже разумны, это было доказано. Собаки? Безусловно. Кошки? Любой, у кого есть кошка, абсолютно в этом уверен. А мыши, есть ли у них разум? Конечно! А что вы можете сказать о муравьях? Очевидно. Хорошо, а как насчет осьминогов, пресмыкающихся и пчел? А амебы, которые умеют выбираться из лабиринта и предвидеть повторяющиеся события? Так где же тот предел, за которым волшебным образом возникает интеллект? Или, может быть, с эволюционной точки зрения гораздо правильнее воспринимать интеллект как некое свойство, присущее всем формам жизни? Вообще говоря, если бы это было не так, нам пришлось бы решать гораздо более серьезные проблемы.

Если предположить, что разум появляется только выше какого-то предела, нужно понять, является ли этот предел постоянным и, следовательно, биологическим, или это культурное понятие, которое зависит от места и времени. В 1800-х гг. немногие люди считали, что животные имеют разум. Сегодня ни один ученый не сомневается в разумности обезьян, собак или птиц. Существует даже литература об интеллекте бактерий. Так что нам мешает говорить о разумности растений?

Как нам хорошо известно, каждое растение постоянно регистрирует множество параметров окружающей среды (освещенность, влажность, химические градиенты, наличие других растений или животных, электромагнитные и гравитационные поля и др.) и на основании этих данных принимает решение относительно питания, соперничества, защиты, взаимоотношений с другими растениями или с животными. Всю эту активность невозможно вообразить без привлечения понятия интеллекта. Величайший из когда-либо живших ученых, Чарльз Дарвин, уже сто лет назад понимал, что растения обладают множеством способностей. Но время было неблагоприятное, и Дарвин был вынужден защищать другие свои теории, включая теорию эволюции, которая впоследствии принесла ему бессмертную славу. Поэтому он ограничился рассуждениями о способностях растений в нескольких трудах по ботанике и особенно в «записках», величайшее научное значение которых открылось лишь недавно. Из шести книг Дарвина, посвященных ботанике, одна наиболее ярко иллюстрирует его представления о мире растений. Эта книга наполнена экспериментальным материалом и революционна даже по своему названию: «Сила движения растений» (см. главу 1).

Рис. 5–1. Чарльз Дарвин. Выдающийся ботаник восхищался невероятными способностями растений (рисунок Стефано Манкузо)

Чарльз Дарвин начал знакомиться с миром растений в качестве студента теологии в Кембридже, посещая лекции ботаника и геолога Джона Хенслоу (1796–1861) Вскоре Дарвин стал неразлучен с Хенслоу: другие профессора так его и называли – «человек, который ходит с Хенслоу». Влияние Хенслоу на Дарвина оказалось весьма значительным. Именно по его рекомендации капитан Роберт Фицрой взял Дарвина в плавание на «Бигле». Именно благодаря Хенслоу Дарвин познакомился с азами ботаники и от него же заразился интересом к растительному миру, который не покидал его всю жизнь. Начиная с первых лет обучения в Кембридже и на протяжении многих десятилетий Дарвин с восторгом изучал растения, отыскивая в этих удивительных существах подтверждения теории эволюции. Он сохранил интерес к растениям до конца жизни (последнее письмо Дарвина, написанное всего за девять дней до смерти, было посвящено растениям).

Ключ к пониманию революционной роли книги «Сила движения растений», изменившей историю ботаники, содержится в заключительном абзаце, в котором, как это вообще было свойственно Дарвину, подведены основные итоги всего труда. Вот что он пишет по поводу связи между движениями корневой системы растений и интеллектом растений:

В этом труде объемом свыше 500 страниц великий ученый описал многочисленные движения растений, но более трех четвертей книги посвятил именно движениям корней. Он сконцентрировал внимание на корнях по той причине, что именно с этой частью растения связано основное сходство с движениями животных и вообще с поведенческими признаками других живых существ. Именно в корнях, точнее, в верхушках корней, мы обнаруживаем типичные проявления разума: восприятие внешних стимулов, принятие решений относительно направления движения, целенаправленные движения.

Дарвин был убежден, что между верхушкой корня и мозгом червя или любого другого низшего животного нет принципиального различия: