Любовь в аварийном режиме - Катя Саммер

Рядом заплакал ребенок, наверное, я испугал его. Вспомнил, как, должно быть, выглядел с разбитым носом и отекшим глазом, заметил косые взгляды, шепот. Вытер рукавом запекшуюся кровь и наконец почувствовал боль. Не рвущую изнутри, а простую телесную. Эта боль немного отрезвила от сумасшествия, что творилось со мной.

Хорошо. Это хорошо, что я не успел. Что бы я ей сказал?

************

* Диптих — произведение изобразительного искусства из двух картин, рисунков и т. п., объединенных одной идеей, темой и сюжетом.

На обратном пути я понял, что затея с надежным тылом и браком без чувств с треском провалилась. Если быть точнее, понял еще раньше, но нашел смелость признать только сейчас. С холодным расчетом я никогда не был на короткой ноге, жил эмоциями, и почему вдруг решил, что сумею?

Я сломал голову, пытаясь собрать из скупых букв слова, которых Инна была достойна. Тлен. Потерял одного из немногих людей, кому мог доверять, единственную женщину, кроме матери, в этом коротком списке. Пусть для кого-то мелочь — плюнул и пошел дальше, но для меня по масштабам трагедии это походило на падение Римской империи, твою ж!

— Ты ее не догнал? — голос Инны ворвался в мысли, не успел закрыть дверь номера за собой.

Встретил взгляд, полный надежды. Совершенно точно был шанс вернуть все на круги своя и жить, как прежде. Инна была готова — это читалось на ее покрасневших и дрожащих губах, в припухших глазах, что еще не просохли от слез, и сломленной позе.

Я пересек комнату и сел рядом на кровать, принимая правду — я не готов.

— Митя зайдет за ключами. Собирается ехать на машине домой, — зачем-то сказала она и внезапно затряслась.

Глотая всхлипы, задышала громко и неровно. Позволила себе несколько секунд слабости, а после быстро смахнула слезы и заговорила как ни в чем не бывало.

— Ты меня прости, я соврала. Нельзя было все это предлагать, потому что я люблю тебя.

Она улыбнулась с привкусом самого горького кофе.

— Я бы никогда не призналась. Я бы молчала, была бы согласна делить тебя с другими, если бы ты хотя бы в редкие минуты был мой. Но не после того, что увидела.

— Увидела что? — спросил тихо.

Вечно задавал вопросы, ответы на которые боялся или не хотел слышать, испытывал себя.

— Что все может быть по-другому. Что ты можешь быть другим. Я ведь и правда верила, что Лиля выжгла в тебе всю любовь, но… — она запнулась, я услышал смешок. — Я не согласна на полумеры. Так не смогу.

Я кивнул, Инна снова поникла, вздернутый подбородок опустился вниз. Ждала, что я брошусь ее разуверять? Знала же, что не буду. Тем более обсуждать Лилю и прочую ерунду про любовь.

— Сразу нужно было от этой девчонки избавляться. Видела же, какими глазами ты на нее смотрел. Думала, поимеешь ее и все пройдет.

Я тоже так думал, но сердце подсказывало, что ошибаюсь.

— У нас ничего не было, если тебе станет легче.

— Не станет. Не пришла бы, случилось.

— Прости.

Я редко извинялся, но сейчас понимал, что стоит. Мы оба оказались смертельно не правы.

— Ты любишь ее?

Вот в этом вся она, Инна. Всегда в лоб. Сейчас я вспомнил, почему выбрал ее.

— Она меня вдохновляет, — честно ответил.

Вдохновляет — более знакомое слово, уже долгие годы я мерил им все. Любил я слишком давно и разрушительно, чтобы назвать желание дышать рядом с Соней и ловить свет в ее волосах таким ядовитым словом, как «любовь».

— Вспомни, кто вдохновлял тебя в последний раз.

Имя бывшей жены стало всплывать слишком часто в моих буднях.

Инна сняла помолвочное кольцо, покрутила его в руке, а затем вложила мне в ладонь.

— На сотрудничестве это никак не отразится, но здесь заканчивай сам.

Забрала ключи от машины со стола и ушла.

Погано было на душе. Я встал, чтобы посмотреть в зеркало, нос нещадно ныл. Вид у меня был, как у бродяги со стажем. Умылся, достал из дорожного чемодана один из антисептиков, которыми болела Инна. Обработал ссадины на лице, костяшки пальцев, приложил к носу холодное пиво из мини-бара и завалился на кровать.

Когда я дрался в последний раз? До разбитой морды и переломов — лет в пятнадцать, по-моему, пока не ценил руки. В те времена, когда отец еще пытался вырастить из меня «нормального мужика», как не уставал повторять он. Я не дрался даже с ублюдком Славиком за Лилю.

Ты любишь ее? — звенел в голове голос Инны.

Такое незвучное слово.

Я, сам того не ведая, повторил на холсте голубку, что спряталась у Сони под грудью. Запомнил шрам, изгибы которого изобразил на карте Старого мира — одном из самых удачных барельефов. Сорвался, когда семь лет тому назад девчонка не пришла, кинула меня. Да так яро, что прогнал из номера ту рыжую Венеру, точь-в-точь как у Боттичелли, которая подсела ко мне в ресторане и ни на миг не закрывала пухлый рот.

Соне и сейчас удалось повторить трюк.

И как за короткий срок она сумела опьянить меня светом? Я и не помнил, когда ощущал такое желание жить и творить, когда на холсты лилась радуга. Моими работами не переставали восхищаться, но уже давно это были лишь заученные движения рук, механика.

Ни холотропное дыхание, ни гипноз, ни трава — ничего не помогало надолго, имело лишь временный эффект. Но голубка подарила моим легким воздух. Я посчитал себя счастливчиком покруче, чем Пер Гюнт: тому понадобилось гораздо больше лет, чтобы понять, кто его дом.

Зачем тогда она сбежала и снова перекрыла кислород?

Я не заметил, как провалился в сон. Проспал несколько часов, после чего собрал вещи и купил билеты: Инне в Питер, себе для начала в Олесунн. Какой бы ни был настрой, обязательства никто не отменял, меня по-прежнему ждал незавершенный пегас. А еще… моя Зима.

Три дня за работой пролетели незаметно. Уже пару лишних часов я шлифовал рельефы крылатого коня, доводя до совершенства. Резкими, остервенелыми движениями рук пытался вытеснить голубку из мыслей, в которых та осела камнем. Хотел перестать гадать, почему маленькая дрянь сбежала и сколько в этом моей вины. Не выходило, твою ж! Швырнул наждачный лист на пол.

И зачем я согласился взять заказ? Ведь не планировал работать в этом месяце, тем более здесь, в Норвегии. Люди Сэмюэла убедили: давили на то, что никоим образом не помешают отдыху, покроют все сопутствующие расходы, а еще предложили баснословную сумму денег. Но я оставался непреклонен, пока не поговорил с хозяином поместья о холодных, бездушных стенах, которые требовалось оживить. Судьбоносная мышеловка сработала.

Когда перебесился, ко мне как раз заглянул Саня, что возглавлял строительные работы на втором этаже. Мы вдвоем осмотрели пегаса со всех ракурсов и пришли к выводу, что пора заканчивать, иначе в погоне за совершенством можно никогда не остановиться.