Песни созвездия Гончих Псов - Иван Охлобыстин
Шрифт:
Интервал:
– Не спешите, – хмуро осек его тот, – это Наташа, наивная душа, произошла. Вам же, честное слово, должно стыдно быть. Уже таких рамок нет, которые вы не перешли.
Йонас Хенрикасович сердито сплюнул под ноги физика, сел в автомобиль и уехал.
– Ошибочка! – ухмыльнулся ему вслед Петр Николаевич. – Есть такие рамки. Полно еще. Но, как говорится: это дело времени. Обязательно перейду. Все будет, по самому большому счету будет.
Его взгляд упал на цветущие розы на участке старосты, и он ухмыльнулся вновь, правда, головная боль тут же заставила скорчиться, но превозмогая ее, он шагнул к дому старосты.
Путь ему преградила Лариса Петровна Кропоткина с серебряным подносом в руках.
– Лариса Петровна, – сразу предупредил физик старушку, – эту роскошь мне точно не сбыть.
– И не требуется, – отмахнулась она и заговорщически шепнула: – Тебя вчера Гаврилыч вспоминал.
– Я тут ни при чем, – заверил ее Петр Николаевич.
– Мое дело предупредить! – перехватила в другую руку поднос внучка отца анархии.
– Спасибо! – поблагодарил физик и спросил, кивая на поднос: – Где же вы все это берете, Лариса Петровна?
– В комоде беру, – ответила та, – но уже от ста семидесяти двух предметов осталось не больше ста пятидесяти. А что поделаешь – мне гроб нужен! На хороший гроб с пенсии собрать – это мне триста лет, как ворону, жить нужно.
– Так живите! – оптимистично предложил физик.
– Зачем? – обескуражила его встречным вопросом Лариса Петровна.
– Как – зачем? – растерялся он.
– Так – зачем? – хмыкнула старушка и поковыляла прочь.
Уверенное отрицание Ларисой Петровной одного из базовых инстинктов заставило Петра Николаевича задуматься о природе происхождения этого естественного для любого человеческого существа желания – жить.
В детстве он жил немотивированно, потом грезил несбыточным, повзрослев, начал жить ради самореализации, после завершения научной деятельности – по инерции. И он понял: в списке его причин «жить» абсолютно отсутствовала любовь.
Теоретически, любви не могло не быть, но то, что было, «положа руку на сердце», настоящей любовью назвать было бы неправильно. Были: желание нравиться, чувственные экстазы, приливы случайной нежности. Однако того, про что часто упоминалось в художественной литературе, точно не было.
По ощущению ближе всего подходило чувство, которое он испытал в пионерском лагере, когда с девочкой из соседнего отряда прятался ночью в зарослях кукурузы, где они курили найденные у ворот «бычки» и заглядывались в звездное небо. Что-то екнуло у него тогда в области сердца. Что-то ошеломительное, разложившее в доли секунды его сознание на атомы и соединившее эти атомы с атомами каждого предмета и явления, существующего и происходящего на тот момент в мире.
Позже он пытался воссоздать это чувство – курил «бычки», прятался в кукурузе и даже женился, но подобного больше пережить не удалось.
* * *
К одиннадцати часам физик перешагнул порог церковной лавки с огромным букетом роз в руках.
– Вам! Спасибо! Не стоило, конечно, мой фэн-шуй менять, но спасибо все равно, – сказал он, протягивая букет опешившей Наташе.
– Ой! Да что вы! – зарделась она. – Это так дорого!
– Не беспокойтесь. Все бюджетно, – уверил ее физик и после довольно долгой, неловкой паузы добавил: – Не люблю оставаться в долгу. Приглашаю вас сегодня вечером в гости. Тем более что сейчас не стыдно приглашать. Придете?
– Приду, – ответила женщина.
– Неожиданно, – усмехнулся Петр Николаевич, – так не бывает.
– Бывает, – серьезно парировала Наташа, – у Бога все бывает.
– Это и пугает, – помедлив, сказал физик. – Тогда в семь? Вам удобно в семь?
– Удобно, – заверила женщина.
Не сообразив, что можно еще добавить, Петр Николаевич покинул лавку.
– Ты в своем уме? – раздался за спиной женщины голос старосты. – Чего творишь? Он эти розы у меня на участке надрал.
– Он мне нравится, – призналась Наташа.
– В смысле? – растерялся Йонас Хенрикасович. – Как нравится?
– Как мужчина нравится, – честно ответила она и, смутившись, опустила глаза: – Простите меня.
– Бог простит, – горько вздохнул староста. – Угробит он тебя, Наташка, и душу твою угробит.
– Пусть хоть кто-то ее толком угробит! – шепнула еле слышно женщина и принялась с особой тщательностью протирать полки с книгами.
* * *
Дома Петр Николаевич вновь обнаружил Бориса.
– Сам понимаешь! – без всякого перехода начал тот и выставил на стол бутылку водки. – Водку пить будем.
– Само собой, – ответил физик, – но домой поедешь. У меня вечером дама будет.
– Чья дама? – не понял приятель.
– Трефовая дама, смешной ты человек! – засмеялся Петр Николаевич. – Дама – это просто дама. Да – полбутылки я в свой графин перелью. Ты же меня кинул? Я чуть не сдох. Справедливо?
– Есть такое! – согласился Борис.
Ровно в намеченное время Наташа с купленным тортиком постучалась в двери дома физика. Он вышел к ней в пальто.
– Простите за внешний вид, – извинился он, пропуская ее внутрь. – Вечерний тремор хронического алкоголика.
– Ничего, ничего, – успокоила его женщина. – Нам это знакомо. Мой бывший муж тоже злоупотреблял. Правда, пока панкреатит не смирил. Но… Знакомо.
– Я чай заварил, и у меня мед есть, – проинформировал ее Петр Николаевич.
– Вы превзошли себя, – улыбнулась Наташа. – Еще немного, и вы скажете, что мы не будем пить.
– Будем, – разочаровал ее хозяин, – химия тела. Но… в полном соответствии с партикуляром – из хрустального графина, в рюмочках муранского стекла.
Петр Николаевич проводил гостью в дом, помог ей снять плащ и учтиво, жестом предложил место за столом. Для создания романтической атмосферы включил запись концерта Лори Андерсон и зажег сандаловую ароматическую палочку.
После молчаливой дегустации первой чашки чая физик выставил на стол обещанные рюмочки муранского стекла и графин с водкой.
– Надо было сообразить, – вслух задумалась женщина, – что закуски не будет. А у меня дома холодец был.
– Вы же останетесь на ночь? – неожиданно спросил Петр Николаевич.
– Останусь, – глядя ему в глаза, ответила Наташа. – Я же даже тортик купила.
– Боитесь? – разливая водку, поинтересовался физик.
– Боюсь, – честно призналась Наташа, возвращая выпавшую из-за ушка прядь волос. – Всю жизнь боюсь. Устала бояться.
– Зря. У страха и отчаяния нет границ, – заверил ее Петр Николаевич.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!