Двойной запрет для миллиардера - Тала Тоцка

с кулоном, но как же в тему оказалось то колесо с ангельскими крылышками! Потому что это она, моя Каро, Ангелочек. В ней все слишком для меня, чтобы я мог от нее отказаться, даже ее имя и фамилия.

И дело не в том, что я был у Карины первым. До нее я не представлял, что смогу столько времени проводить с девушкой под одной крышей, и ее не будет много. Раньше меня хватало максимум дня на два, затем хотелось купить билет куда-нибудь подальше, желательно на другой континент. Или ей, или себе, не важно.

С Каро все совсем иначе. Ее присутствие не раздражает, не напрягает, не бесит. Ее никогда не много, наоборот, когда ее долго нет, ее становится критично, непозволительно мало.

Но несмотря на это, я больше не мог оставаться в доме у Ангелисов, слишком все осточертело. Осточертело торчать без дела на богом забытой заправке. Осточертело целыми днями прятаться в девчачей спальне, чтобы меня не засекли те два здоровых бугая — Яннис и Менелай.

Валяться в кровати и разглядывать собственный портрет на стенке тоже осточертело.

Только с Каро было хорошо, но Каро приходила лишь после того, как заправка закрывалась и бугаи отваливали по домам. Зато я мог поймать ее за руки и завалить на себя, кайфуя от того, как она отбивается.

— Марк, пусти, мне надо в душ! Ну Марк…

Я конечно отпускал, правда не сразу, потом.

С Каро мне нравится все — ужинать, заниматься любовью, разговаривать. Спать, просыпаться. Но подменять свою жизнь я не могу даже с ней. Потому что моя жизнь совсем другая.

Я привык к движу, привык к толпам болельщиков, к тому что вокруг меня постоянно люди — друзья, приятели, девушки. Привык к реву моторов, запаху бензина и плавящегося асфальта. Тишина, которая стояла вечерами вокруг дома Каро, ломала.

Здесь, на борту частного бизнес-джета я намного больше дома. И только когда самолет отрывается от земли, во мне что-то рвется. Как будто натянутая струна лопнула. В груди саднит, внутри поселяется незнакомое муторное чувство.

Закрываю глаза и вижу перед собой волну шелковистых волос, как наяву ощущаю их запах. Он впитался в меня за те две недели, что я пробыл в ее доме, прочно въелся в рецепторы. И все время полета вижу ее такой, какой она была при прощании. Заплаканная с покрасневшим носом и мокрыми склеившимися ресницами.

То незнакомое, муторное, что сидит внутри, растет, разрастается и распирает грудную клетку. От этого очень больно, а еще как-то… щемяще, что ли. И я с изумлением понимаю, что это за чувство. Я скучаю по Каро и начал скучать еще раньше, чем самолет пошел на посадку.

Когда шасси мягко касаются шершавого покрытия взлетной полосы, я готов пешком отправляться обратно. Ничего такого, просто чтобы вытереть мокрые глаза, поцеловать мокрые щеки и прижаться к сочным пухлым губам.

Автомобиль, присланный отцом, подъезжает к самому трапу. Родители уже ждут, мы нарочно не созваниваемся. Дорогу к одному из роскошных дедовских особняков преодолеваем меньше чем за полчаса. Я нечасто здесь был, буквально раз или два. Дед при жизни предпочитал поместье в загородном поселке.

Медленно поднимаюсь по ступенькам на крыльцо — нога после полета не разгибается, и я хромаю сильнее, чем в доме у Каро. Или все дело в том, что я забыл мазь Андроника?

Зачетный мужик, явно что водит за нос налоговую инспекцию и те органы, которые выдают лицензии на врачебную практику. Хитрые односельчане охотно поддерживают легенду о пьянице, который уверен, что лечит домашнюю живность. И только такие как Каро верят, что Андроник упивается до беспамятства и в этом состоянии лечат людей.

Насчет денег я не уверен, возможно Андроник деньги за свое врачевание не берет, так сказать очищает карму. Но мне он однозначно помог, кстати, он еще что-то говорил про позвоночник…

Толкаю дверь и переступаю порог гостиной. Горит камин, в кресле сидит отец, мать стоит у камина. На шум оборачивается.

— Марк, сынок! — вскрикивает, с плачем бросается мне на шею. Отец поднимается и трет уголки глаз.

— Что так долго, Марк?

И меня наконец-то накрывает. Я дома, я приехал. Больше ничего не надо держать в себе, и я отпускаю все чувства на волю, пряча лицо на макушке мамы, которая даже на каблуках еле достает до подбородка.

Глава 15

Карина

Потянулись скучные и однообразные дни, дни без Марка. Как я прожила без него целых восемнадцать лет? Теперь они мне кажутся блеклыми и бесцветными, как постер на стене.

Странно, он больше не ассоциируется у меня с Громовым. Может потому что оригинал слишком сильно меня к нему ревновал? Только поэтому я его не снимаю, иначе бы уже давно свернула в трубочку и спрятала на антресоль.

Днем еще держусь, более-менее отвлекает работа и постоянные вопросы, которые надо решить. Все-таки я начальство. И если раньше я терпеть не могла ранних и поздних посетителей, то теперь я их просто обожаю. Они как могут оттягивают то время, когда я остаюсь один на один с собой,

Но когда вечереет и Яннис с Менелаем уходят домой, меня охватывает такая тоска, что хочется сесть и натурально завыть. Не обязательно на луну, можно просто так.

Кружу по дому, перехожу из комнаты в комнату, сажусь на террасе и снова ухожу в дом.

Здесь не осталось ни одного места, которое бы не напоминало мне о Марке. Иду на террасу, вспоминаю, как мы тут ужинали, танцевали и… не только танцевали. В кухне вместе готовили и… не только готовили. В родительской комнате… ничего, я не разрешила. А в моей спальне иногда мы спали. Ну и в ванной иногда мылись.

Вот разве что погреб, туда мы так и не добрались. Там нечем растравлять душу, но не перебираться же мне жить в погреб?

Проходит неделя, пошла вторая, от Марка никакой весточки. У меня на нервной почве полностью пропадает аппетит. Не могу впихнуть в себя ни кусочка, только чай пью пустой, даже без сахара. Наверное поэтому по утрам накатывает тошнота, и я по часу сижу на полу возле унитаза.

Всерьез подумываю переехать в ванную, чтобы зря не бегать туда-сюда. Правда, днем становится лучше, только все время клонит в сон. Наверное тоже от недоедания, а еще от апатии, в которую я погружаюсь все больше и больше. А от чего еще я постоянно плачу?

Все меняет звонок, взрывающий вечернюю тишину. На