Его одержимость - Полина Довлатова

— Я сказал, садись в машину. — цедит сквозь зубы чуть ли не по слогам. — Твой сотовый можно обсудить и дома. Это не настолько срочная тема, чтобы ради неё мокнуть под дождём.

Он снова тянется ко мне, но я отшатываюсь от него, как от пламени, которое может запросто спалить меня до тла.

— Я знаю, что телефон у вас. Я так понимаю, врач вам его ещё в больнице отдал. Вы не имели права так поступать! Вы должны были его мне передать, а не прятать…

— В машину сядь, — рявкает, перебивая мою пламенную тираду.

Но я уже настолько завелась, сама себя подстёгивая в злости и обиде на Чернова, что остановиться просто не могу.

У меня внутри всё клокочет. Кажется, даже органы в животе трясутся от гнева на этого мужчину. За то, что решает всё за меня, и не смотря на то, что говорит, что я уже взрослая, в действительности, ведёт себя так, будто я маленькая девочка, которая без него и шагу не может ступить.

Резко развернувшись, с силой хлопаю дверцей прямо у Чернова перед носом и шагаю прочь от машины.

Сама не знаю, куда иду. Плевать мне на это. Я просто не хочу сейчас находиться с ним рядом. Я устала. Просто невыносимо устала от всего этого сумасшествия, творящегося в моей жизни. Это невыносимо ничего не помнить о себе. Всё это время я чувствую себя так, будто я голая стою в центре большого зала, а вокруг меня столпились люди, которые разглядывают меня со всех сторон, как какой-то экспонат, а я даже не имею возможности прикрыться.

И вот эта ситуация с мобильным, это просто последняя капля в океане моего психоза.

Продолжая решительным шагом отдаляться от завода, слышу у себя за спиной голос Кости, но не оборачиваюсь. Злость на него словно придаёт мне сил в этот момент. Так, что кажется, я готова хоть с десяток километров пройти вот так под стоящим плотной стеной ливнем, даже не смотря на то, что вся моя одежда промокла насквозь, так что вода уже хлюпает даже в ботинках.

Внезапно чувствую, как кто-то с силой хватает меня сзади за плечо и, резко дёрнув, разворачивает в обратную сторону. От неожиданности я немного теряю равновесие и, повернувшись, заваливаюсь вперёд, но Чернов тут же ловит меня, обхватывая руками за талию и рывком притягивая к себе.

— Какого чёрта ты вытворяешь?! — рявкает, чуть встряхивая.

По его лицу, по стиснутым, напряжённым скулам и перекатывающимся под рубашкой мышцам, я понимаю, что мужчина в бешенстве.

Мы оба злы сейчас. Стоим лицом к лицу, тесно прижатые друг к другу насквозь мокрой от дождя одеждой. Дышим рвано и часто, и моя грудь при каждом вздохе ударяется об его каменный торс.

— Где мой телефон? — повторяю единственный волнующий меня вопрос. — Почему вы его спрятали?!

От гнева и холода меня начинает тряси, кожа покрывается мурашками и зубы клацают друг об друга как при лихорадке.

— Я его не прятал, Лера. Не неси чушь. Просто посчитал, что пока ты не пришла в себя, он тебе не потребуется.

От его невозмутимой уверенности в своей правоте, которая просто сквозит в каждом сказанном им слове, мне хочется кричать. Орать во всё горло, потому что я просто не знаю, как по-другому выплеснуть всю эту ярость, бушующую в моём теле.

От переполняющих лёгкие эмоций, я начинаю задыхаться, и, открыв рот, жадно глотая холодный осенний воздух, смешанный с ледяными каплями непрекращающегося ливня.

— Вы… — шиплю, чувствуя, как горло начинает саднить, — Вы н-не имели п-права решать за м-меня. Вы не им-мели никакого п-права прятать м-мой телефон. Мне звонили люди. Знакомые, м-может быть, д-друзья, а я об этом даже не з-знала!

Из-за насквозь промокшей одежды и промозглого ветра меня начинает знобить и лихорадить. Нервное перенапряжение тоже делает своё дело, и я чувствую, как резко начинаю терять силы, но всё равно продолжаю стоять на месте, не желая садиться в машину.

На каждом слове бью Чернова в грудь, хватаюсь за его рубашку, комкаю её между пальцев. Так сильно, что они начинают неметь. Запах его парфюма сейчас, под дождём, ощущается особенно сильно. Он словно пропитывает всю меня насквозь вместе с ледяными каплями. Просачивается через одежду, проникает в тело. Внутрь меня проникает, заставляя ощущать очень странный спектр эмоций. От бешеной злости, до ноющей тяжести внизу живота и надрывного трепыхания в груди.

От холода и нервов моя голова начинает так сильно кружиться, что в конце концов, после очередного удара, я закрываю глаза и устало падаю на грудь мужчины, теряя последние силы.

Чувствую, как он подхватывает меня на руки и куда-то несёт. От его быстрого шага, я ощущаю порывы ветра, которые на фоне мокрой одежды кажутся просто ледяными.

Слышу, как щёлкают замки разблокировки дверей и в этот же момент, Костя немного грубо укладывает меня на заднее сидение джипа. Громко хлопает дверцей, оставляя меня одну в сухом тёплом салоне, а уже через секунду падает на место водителя и резко даёт по газам, срывая машину с места.

Всю дорогу до дома в салоне стоит звенящая тишина. Но я всё равно ощущаю эту молчаливую ярость, повисшую сейчас между нами плотной непробиваемой стеной. Она как ядовитые пары наполняет воздух, мешая полноценно дышать.

За время нахождения на улице под ледяным ливнем я успела промокнуть вплоть до нижнего белья, и сейчас, лёжа на заднем сидении внедорожника, чувствую, как меня начинает знобить всё сильнее.

Тело словно пронизывает миллион острых игл, кожа становится гусиной, а горло отекает и дерёт, мешая нормально сглатывать.

Несмотря на свой гнев, я понимаю, что абсолютно вымотана. Чувствую себя какой-то тряпичной куклой, из которой грубо выдрали все внутренности, оставив только безжизненный кусок материи. Вся эта ситуация с телефоном, моя злость на Костю, истерический срыв, окончательно лишили меня сил. А возможно во всём виновато переохлаждение.

Я чувствую, что с каждой минутой кости ломит всё сильнее. Мокрая одежда неприятно облепила тело. Меня лихорадит, губы дрожат, и кончики пальцев на ногах немеют. Я до сих пор ощущаю скопившуюся в ботинках холодную дождевую воду.

Не смотря на то, что Чернов включил печку и в салоне машины тепло, я всё равно чувствую неприятный внутренний холод, а моя кожа покрыта мелкими мурашками. Голова становится ватной и это мешает нормально соображать.

По мере того, как мы приближаемся к дому, я ощущаю, что мне становится всё хуже и хуже. У меня нет ни сил, ни желания даже на то, чтобы сесть, и я продолжаю прижиматься щекой к холодному кожаному сидению, наблюдая за тем, как капли скатываются с моих волос и лица и пропитывают обивку.

Бросаю взгляд на Чернова, фокусируясь на его жёстком профиле. Он неотрывно смотрит на дорогу, но по тому, как стремительно несётся машина и с какой силой мужчина стискивает руки на руле, я могу сделать вывод, что он зол сейчас не меньше меня.

Его одежда такая же мокрая, как и моя, но, не смотря на это, мужчина не выглядит замёрзшим или усталым. И это заставляет меня сейчас злиться на него ещё сильнее. Потому что он чёртова скала. Потому что ему вообще всё ни по чём, его ни что не трогает. Хочется схватить его за плечи, растрясти, накричать, даже ударить. Сделать хоть что-то, что могло бы вывести его на эмоции. Пусть разозлится. Пусть лучше орёт, чем выводит меня своим холодным спокойствием в тот момент, когда у меня внутри всё рвётся в клочья.