Все еще верю в чудо - Кэтрин Манн

Вот только ей непонятно, почему он продолжает так усердствовать. Ведь они уже снова спят вместе.

— Мне жаль, что твой отец своим возмутительным поведением лишил тебя доверия ко всем мужчинам.

Его слова разбередили ее старую рану. Схватив полотенце, она начала оборачивать его вокруг себя.

— Только не перекладывай всю вину на него. Она сунула ему в руки еще одно полотенце. — Это ты меня игнорировал после той вечеринки.

— Я думал, что так будет лучше для тебя. — Он обернул полотенце вокруг своих бедер.

— Ты имеешь в виду — проще для тебя.

Как мог этот разговор так быстро войти в неправильное русло? Почему она все портит? Боится взять счастье, когда оно почти уже у нее в руках?

— Давай все исправим и забудем о наших разногласиях. — Он снова схватил ее за плечи. — Забудь о тесте на отцовство. Я признаю этого ребенка своим и хочу, чтобы мы с тобой поженились. Завтра. Незачем тянуть время. Мы можем провести церемонию в палате моего отца.

Никакого теста на отцовство?

Он ей верит!

Наконец он произнес слова, которые она надеялась услышать с самого начала. Недоставало всего трех слов: «Я тебя люблю». Но ее отец обесценил слово «любовь». Карлос предложил ей то, что имеет для нее наибольшую ценность. Правду.

Собравшись с духом, она вложила свою руку в его:

— Звони священнику.

Когда эти слова сорвались с ее губ, она запретила себе думать об утре после их первой близости.

Проснувшись, Лайла потянулась к Карлосу и нежно прошептала его имя… но обнаружила только холодные простыни на его половине постели. Она могла бы подумать, что их безумная ночь страсти после благотворительного мероприятия была всего лишь сном, но ее внутренние мышцы приятно болели, а на подушке осталась пара темных волос.

Она сладко потянулась. Ее глаза начали привыкать к темноте, которую прорезали два бледных утренних луча. Пора вставать. Зимой в Такоме начинает светать около восьми.

Ступив босой ногой на холодный деревянный пол, она поморщилась и пошла искать подходящую одежду. Ее золотистое вечернее платье валялось в углу бесформенной кучей. Это Карлос его туда зашвырнул. При виде его рубашки, свисающей с торшера, Лайла улыбнулась. Очевидно, она тоже разбросала его одежду по всей комнате в порыве страсти. Она взяла рубашку. Накрахмаленная белая ткань сохранила его запах, который пробудил в ней волнующие воспоминания.

Она нашла его на кухне, в которой была такая же скудная обстановка, как и в остальной части дома. Он стоял у плиты и жарил бекон. На нем была зеленая униформа хирурга, которая сидела так же идеально, как смокинг безупречного покроя. На рабочей поверхности рядом с плитой была еще одна сковорода и миска с жидким тестом.

Он повернулся к ней лицом. Когда она посмотрела на его бесстрастное лицо с холодными, ничего не выражающими глазами, ей стало не по себе. Он увидел ее в его рубашке и даже не улыбнулся. Не потянулся к ней.

— Хочешь есть? — спросил он, отвернувшись.

Ей хотелось сказать ему, чтобы он катился ко всем чертям. Вместо этого она произнесла:

— Думаю, мне лучше уйти.

Все же она помедлила, дала ему возможность сказать что-то более приятное. Но, к ее глубокому разочарованию, он просто открыл холодильник и достал оттуда пакет молока.

Очевидно, прошлая ночь ей приснилась и настало время просыпаться.

Потеряв всякую надежду уснуть, на рассвете Лайла осторожно поднялась с кровати, чтобы не разбудить Карлоса. Запустив руку в свою сумочку, лежащую на прикроватном столике, она достала оттуда свой мобильный телефон. Аромат роз, витающий в воздухе, напомнил ей о том, чем они с Карлосом занимались ночью в ванне. Ей безумно захотелось вернуться в постель и прижаться к нему, но она устояла перед искушением. Ей нужно сделать одно дело.

Пока она еще не вышла замуж, ей нужно позвонить родителям и поставить их в известность.

Выйдя на цыпочках из комнаты, Лайла тихо прикрыла дверь и, сев на банкетку в нише окна, тупо уставилась на дисплей телефона.

Она знала, что родители будут за нее рады, но медлила, прежде чем им позвонить. Она все еще не могла свыкнуться с тем, что собирается связать свою жизнь с мужчиной, который никогда бы на ней не женился, если бы она не забеременела.

Понимая, что никто другой за нее это не сделает, она нашла в списке контактов номер телефона матери и нажала кнопку вызова. Редкие гудки повторялись так долго, что она уже хотела дать отбой, как в трубке раздался сонный голос ее матери:

— Алло?

— Мама, это я.

— Лайла, дорогая, я так рада тебя слышать, — весело произнесла она, даже не возмутившись, что дочь ее разбудила. — Дай я позову твоего отца.

— Нет, мама, не нужно его беспокоить.

— Не будь глупой. Даррен, проснись! — Ее стало хуже слышно. Очевидно, она положила телефон и стала будить мужа. — Даррен, Лайла звонит.

Лайла услышала шуршание постельного белья и голос отца.

— Я его разбудила, — произнесла ее мать в трубку. — Включаю громкую связь.

— Доброе утро, дорогая, — пробормотал ее отец.

Лайла глубоко вдохнула, прежде чем сказать своим родителям то, что даже не надеялась им когда-либо сказать:

— Мама, папа, я выхожу замуж.

* * *

В день свадьбы Карлоса небо было затянуто облаками, но, как человек науки, он никогда не был суеверным.

Они с Лайлой стояли у кровати его отца в больничной палате. Его родственники собрались в углу. На время короткой церемонии пришлось закрыть глаза на правила, согласно которым в палате должно находиться не больше одного посетителя. Священник, стоящий у изножия кровати, выглядел немного смущенным, понимая, что за радостным событием в этой семье может сразу последовать печальное.

— Ты уверен, что хочешь это сделать? — спросил Энрике, приподнявшись на подушках.

Посмотрев на своего отца, Карлос понял, что тот обратился к Антонио. Младший сын короля будет его донором. Он отдаст ему долю своей печени. Спасет своего отца, что Карлос не способен сделать, несмотря на все свои ученые степени.

— Абсолютно уверен, — ответил Антонио.

Энрике взял с прикроватного столика карманные часы:

— Ты любил с ними играть, когда был ребенком. Я хочу, чтобы они были у тебя. Это мелочь по сравнению с тем щедрым подарком, который ты собираешься преподнести мне.

— Спасибо. Я буду хранить их у себя, пока ты не окрепнешь достаточно для того, чтобы ими пользоваться. — Тяжело сглотнув, Антонио взял у отца часы, после чего крепко его обнял. — Я часть тебя, папа, поэтому ты имеешь полное право на часть моей печени.