Пастыри чудовищ. Книга 2 - Елена Владимировна Кисель

на бывшую оранжерею: зелень в горшках и подвесных вазонах Журчит вода — два небольших фонтанчика. Рассеянный свет — почти дневной. Тут даже две певчие тенны живут: мелкие, золотистые комочки с крыльями. Порхают с жёрдочки на жёрдочку под потолком.

У дальней стены — огромное подобие дворца из красного дерева. Роскошное, обитое войлоком и закиданное подушечками жильё. Посеребрённые поилки. Лоток за ширмочкой. С серебряным совочком. Гербы на каждом углу.

Тут еще колокольчик есть. В который — мне уже сообщили — геральдион торжественно звонит, после того как изволит присесть.

Орэйгу начхать на мои попытки высмотреть в нём что-нибудь подозрительное. Чешется, зевает. Даёт пощупать нос — влажный и настоящий. Лениво смотрит сиреневыми глазёнками. Демонстрирует пузико. Пахнет, как слишком чистый геральдион.

Пока пытаюсь расшевелить непонятную тварь, Рыцарь Морковка находит дело по себе. Откапывает на ближнем столике здоровенный том — то ли историю всех местных геральдионов, то ли родословную. Тонет в нём с ушами, и пару часов от него слышно пыхтенье да сопенье. А теперь вот…

— Вир знает что. Тут четырнадцать глав, и они расписывают историю каждого! С датами, подробно! Кто сколько прожил, когда и от чего умер, ну и так далее.

Будто неясно было, что тут все свихнулись на гербовой зверушке. У аристократов такое сплошь и рядом — символ рода, ну да, ну да.

Папаша хохотал, что надо бы завести драккайну. Чтобы соответствовать традициям.

— Есть что полезное?

— Разве что история о самом первом Орэйге. Я её в общих чертах знаю, но тут подробно…

В коридоре — знакомые шаги. Грызи вернулась слишком рано. И входит со слишком озадаченным выражением лица — что-то там у них не срослось с Шипелкой. Кидает мрачный взгляд на геральдиона, стекает на мягкое сидение, запрокидывает голову:

— Что там за история с королевским подарком?

Морковка косится подозрительно, но соизволяет просветить:

— В тысяча сто восемьдесят первом году в Ирмелее было первое Выступление Мудрых. Ирмелей тогда представлял… хм, ну, что-то похожее на нынешнюю Вольную Тильвию, чтобы вам было понятно. Раздробленность, аристократические вольности, условная власть короля. К тому же, Наорэйгах Благочестивый был чем-то вроде… ну да, нынешней королевы Ракканта. Он был помешан на правилах и строительстве храмов, раздаривал земли направо-налево… в общем, первая Коалиция Мудрых выступила против монархии. Положение короля стало шатким. Однако во время стычки его спасло вмешательство аристократов во главе с Линешентами. Те привели собственную гвардию, да они и сами были мастерскими Стрелками. Выступление было подавлено, а те, кто состоял в Коалиции — большей частью казнены. Король был растроган поддержкой Линешентов настолько, что совершил формальный обряд их включения в королевский род. А чтобы скрепить дружбу — подарил им одного из своих геральдионов. У Наорэйгаха на гербе как раз красовался геральдион, это тоже странная история…

Все эти истории одинаковы. Головы с плеч. Предательства. Кровосмешение. Сбрендившие короли. Цвет мира Кайетты во всей красе.

— Так вот, этот подаренный геральдион и был Орэйгом Первым. И именно с той поры на гербе Линешентов появился геральдион: раньше там был Знак Стрелка. А потом… вы знаете, наверное — о Второй Коалиции Мудрых, которая через десять лет сумела всё же захватить власть. Король не удержал власть и сбежал в Акантор… да к тому времени он уже и не хотел править. Прямых наследников не было, а аристократы просто не сумели объединиться. С тех пор в Союзном Ирмелее…

— Правят Мудрость и Закон, — бормочет Гриз под нос. Морковка кивает.

— В общем, да. К родовой аристократии относятся с большим почтением, у них есть влияние в обществе, но несравнимое с вольностями при монархии.

Ну, и кто бы говорил, что это плохо. Ирмелей — самое сытое государство Кайетты. Благополучное, как торговка в годах.

— Для Линешентов это… — Его Светлость взмахивает руками, чтобы подобрать слова. — Это даже не просто гербовое животное. Это связь с традициями, с прошлым… с монархией. Память о величии рода. Величайшая семейная реликвия, понимаете?

Грызи грызёт яблоко — достала из вазы на столике. Вид у неё такой, будто до неё доходит каждое второе слово.

— Там написано, как их размножают? К которому из двух разводчиков обращаются?

Ясно же, что к Коэгу. Не так давно имели дела с геральдионами — как раз к нему и мотались в Ирмелей.

— Разводчик… нет, не указан, — щурится Рыцарь Морковка. — Тут только даты… э-э-э…

— Случек.

Янист порождает новый сорт румянца: малиново-морковный.

— И есть родовое древо… тут указаны имена… ну…

— Самок.

— Это я и собирался сказать, — обижается недоженишок. — Тут ещё описывается, что они каждый раз выбирают, чтобы самка была тоже, знаете, крупной, белой, пушистой, чтобы получился настоящий…

— Орэйг, — подытоживаю я. — Похожий на папочку. Родовые традиции, чистая кровь.

Морковка кидает смурной взгляд из-под темно-рыжих бровей.

— Я только не совсем понимаю — что значат эти записи о единственном потомке по традиции.

Грызи задумчиво всматривается в яблоко.

— Это значит, что если после спаривания рождается несколько геральдионов, и один из них подходит по внешнему виду — остальные уничтожаются.

— Как с тхиорами?

— Нет, обязательно под надзором кого-то из семьи или доверенного лица. Чтобы потомство от этого геральдиона никому не могло достаться. Так обычно поступают при королевских дворах, кстати.

Морковка захлопывает книгу.

— Но это же как-то…

Поднимаю ладонь — тихо. Принцесска послушно давится возмущением, Грызи поднимает брови. Геральдион Орэйг почёсывается — ему плевать на шаги, которые доносятся из коридора.

Лёгкие, медленные, неуверенные. Женские.

— Можно?

Жёнушка младшего сыночка Линешент. Закутанная в сизо-серую шаль по самые уши. Круглая и малость одутловатая из-за беременности.

— Я не помешаю, нет? Я иногда прихожу сюда посидеть по ночам. Здесь теплее, чем в спальне, и вода, и зелень.

Голос у неё тихий, воркующий — Голубица. Порхает на пуф с подушечками у фонтана, улыбается виновато:

— Муж часто с отцом и братьями засиживается в кабинетах, решают дела. А мне в замке не по себе одной. Тут… знаете, болота, коридоры эти. И все так смотрят, даже слуги. И совсем не с кем поговорить. А мне про Вейгорд так интересно, там же море… я прямо обрадовалась, когда вас увидела. Я, наверное, кажусь вам неотёсанной, да? Ой, и я сама из Айлора, это же ничего?

Кожа у неё смугловатая, глаза и волосы — чёрные. Улыбка мягкая и малость виноватая. Рыцарь Морковка прямо тает.

— Госпожа Линешент…

— Мелейя, — умоляет Голубица. — Тут так много церемоний вокруг. А я к ним не привыкла, я не из аристократии. У папы были свободные взгляды.

— У вашего отца? А как