Пастыри чудовищ. Книга 2 - Елена Владимировна Кисель

Голубица рада рассказать — похоже, ей остро не хватало слушателей. Для истории о том, как это дочка магната выскочила замуж за аристократа первого уровня. Слушаю краем уха про поместье в Айлоре, про папочку, который разбогател ещё до Плесневого Мора на тканях и нарядах, из простого торговца вырос в магната такого уровня, что был на свадьбе Эвальда Шеннетского.

— Во время Плесневого Мора мама умерла, я её почти не помню… а папа всё время проводил со мной, он не торопил меня замуж, говорил: ты выйди за того, кого полюбишь, я только хочу, чтобы моя звездочка счастлива была… он звездочкой меня звал… А потом, когда папа умер, было много предложений. Ну, я уже была перестарок, двадцать семь лет, а внешность, видите, тоже, не очень, зато папа же оставил мне всё состояние. А Джио как-то приехал просто из-за векселей, он хлопотал о делах семьи. И мы… много разговаривали, и потом он сделал мне предложение. Я сначала думала: это же Линешенты, понимаете, герб, дом, кровь… но он был таким усталым, печальным. И я решила быть с ним.

Прямо-таки расцветает, когда говорит о муже. Всё-всё готова описать: и как ухаживал, как готовились к свадьбе, сколько было гостей… Морковка слушает с образцовым вниманием, всем видом гласит: «Гляди, как бывает!»

Угу. Знаю я, как бывает. Когда аристократы в долгах — бывает, женят младших сыновей на богатых, но незнатных девушках. Только вот сыновья быстро вдовеют — ещё до первых наследников.

Грызи, похоже, думает о том же, потому что спрашивает:

— А Линешенты не были против брака?

— Скрепя сердце меня приняли, — вздыхает Голубица, теребя шаль. — Были, конечно, любезны, но давали понять, что я не одна из них. Особенно сёстры Джио. И жёны его братьев — они-то аристократки, тоже первого круга. Знаете, когда случился скандал? Не после свадьбы, а через год назад, когда мы с Джио… вот…

Кольцо на мизинце — еле заметная вязь символов, распластавшая в центре крылья птица. Тонкий магический узор на коже вырастает из серебряного колечка. Идёт по всей ладони и уходит под рукав.

— Джио мой феникс.

Значит, правда любит. Провести обряд Полного Брачного Единения без чувств — это надо быть совсем отбитым. Брачующиеся с момента обряда всё больше сливаются в единое целое. Чувствуют боль друг друга. Ощущают мысли и эмоции. Делят пополам болезни — один может вытащить другого, если что.

Половинки, словом. Фениксы. В полном соответствии со знаком на кольце.

— Вы, наверное, скажете: это так старомодно. Но я так счастлива, что он всегда со мной, — прижимает руку к сердцу. — И я чувствую его любовь и тепло, постоянно, и вот, мы не могли зачать ребёнка, а теперь… Только, конечно, тяжело разлучаться, и я решила приехать сюда вместе с мужем, а так я не люблю тут бывать. Но Джио нужно поддержать: надо быть рядом, особенно если трудно…

Вздыхает и смотрит на Грызи тошнотно-ласково, влажными глазами. Вся такая доверительная: наизнанку.

— Я ещё в детстве читала, что у каждого человека где-то есть свой феникс. Но понимала это не напрямую — будто, это не птица, а другой человек. Который для тебя как феникс. Твоя пара. Вот… А у вас есть…

— Нет. У меня нет… феникса, — тихо отвечает Грызи. Мне смешно от прищура Морковки. Небось, думал, что она Нэйша назовёт. — А почему вы сказали «трудно»?

— Что? Джио? Да, ему трудно здесь, я же чувствую, — Голубица стучит по виску. — Он же мой феникс. Вот сейчас он устал, и ему грустно, и он хочет скорее уйти. Они, наверное, опять спорят с братьями, ну или с отцом. Это так несправедливо.

Может, я смогу залезть в домик к геральдиону. И заткнуть уши его подстилкой. Ясно, конечно, почему Голубица это всё вываливает: ей одиноко, а у Грызи лицо понимающее. И слушать она умеет как никто — вот эту Мелейю и развезло.

Но мне-то оно не сдалось совершенно.

— Понимаете, мой Джио… он для семьи как отрезанный ломоть. Паршивая… коза?

— Овца, — поправляет вежливо Принцесска.

— Кто? Ой, точно, это я слова путаю, на последнем сроке что-то началось… — и улыбается жалобно, и гладит живот. — Да, паршивая овца, и это не с женитьбы на мне началось, это ещё раньше. Он не очень ладит со всеми этими их, ну, традициями аристократическими. Знаете, насчет того, что настоящие аристократы не могут быть дельцами, они выше этого. А у моего Джио — такая деловая жилка! И он начал возрождать их земли, выгнал нескольких управляющих, начал в торговлю вникать. А родные его за это презирают. Представляете, он расплатился с их долгами — у них они были огромные. А после нашей свадьбы он совсем преобразил всё в угодьях Линешентов, и дела пошли в гору, и все денежные дела на нём, понимаете? Он даёт им деньги, а они их только тратят, ну вот хоть бы поместье это обновили, так нет же, и им всё мало, и всё равно они его почти не приглашают, и смотрят, знаете как…

Орэйг фыркает и идет в дальний угол — чтобы этого не слышать. Размышляю, как бы дать ему пару проявляющих эликсиров Конфетки. Или взять кровь и шерсть — прогнать через проявилки? Калом и мочой я уже запаслась. Спасибо серебряному лоточку.

— А ещё этот пансион, — вздыхает Голубица. — Мы с мужем, конечно, тоже сиротам помогаем, и в больницы жертвуем, и вообще… Но тратить столько средств, только чтобы воспитать слуг под себя — это как-то…

Грызи настораживается.

— Пансион?

— Да, он к тому же ещё и в Тильвии. Я там не была, Джио тоже, этим его старший брат занимается, Гарлон. То есть, старший из всех братьев. Отбирают сирот… способных, что ли. Знаете, не беспризорников, а осиротевших, или у кого матери овдовели — но из достойных семей. Они там растут, обучаются умению услужения, или как это называется. А потом их пристраивают в разные хорошие дома, ну и в это поместье тоже.

Морковка тоже делает стойку. Да и меня как-то напрягает такая благотворительность.

— А в этом поместье — что, постоянно нужны слуги?

— Наверное… — Голубица кутается в шаль, как крылья. — Тут же болота, ну и нрав Главы Рода — Порэст Линешент, знаете, человек сложный… И бывает, болеют тоже: сырость, сквозняки. Местный доктор-травник такой молчаливый, но он как-то сетовал, что не всем удаётся помочь, хотя это понятно, он такой старенький.

Если у них тут помирают от простуды — у него ещё и