Малахольный экстрасенс - Анатолий Дроздов

— Что ты? — удивленно спросил он.

Она уперлась ладонями в его грудь:

— Не надо!

Вика ожидала, что он станет приставать, и была к этому готова. Но чтоб так сразу?

— Ты еще скажи, что мы едва знакомы! — хмыкнул он.

— Разве не так?

— Эх, Викуся! — вздохнул он. — Вот увидел тебя утром и сердце замерло. Песню вспомнил. «Лишь позавчера нас судьба свела, а до этих пор, где же ты была? Разве ты прийти раньше не могла? Где же ты была, ну, где же ты была?» — пропел он вполголоса.

— Сколько дней потеряно! Их вернуть нельзя! Падала листва и метель мела. Где же ты была? — подхватила она. — Хорошая песня.

— Это про меня, — сказал он. — Про нас с тобой. Разве не понятно? Для кого я целый вечер распинался? На ушах ходил, чтоб понравиться.

— Это правда? — дрогнувшим голосом спросила она.

— Нет, вру! Я ведь напросился на ночлег. Целую сцену разыграл. Думаешь, не к кому пойти? — Он хмыкнул. — Та же Тома, мать Маши, с удовольствием приютила бы. И друзей полно, любой бы принял знаменитого экстрасенса, да еще с коньяком.

— А жена твоя не случайно появилась? — насторожилась Вика.

— Вот ее не ждал, — хмыкнул он, — но хорошо, что так вышло. Иначе ты меня к себе не пустила бы.

— Это точно! — подтвердила Вика. — С женатым — ни за что!

— Но теперь я холостой. Согласна?

— Я об этом подумаю, — сказала Вика. — Посмотрю на твое поведение.

Она не удержалась и хихикнула.

— Нет, комарик, не улетишь! — засмеялся он и привлек ее к себе. В этот раз она не сопротивлялась. — Угодила в паутину, не выпутаешься. Я хоть не паучок, но не выпущу.

— Может я не хочу выпутываться? — сказала Вика.

— Так бы сразу, — Он коснулся губами ее виска. — А то «нельзя»! Можно и нужно. Ну, что, солнышко? Ты моя женщина, а я — твой мужчина? Навсегда. Согласна?

— Да! — прошептала она.

В следующий миг его губы нашли ее губы, и Вика провалилась в блаженство.

Проснулась Вика рано. Но не так как уже привыкла — одна-одиношенька в постели. В этот раз голова ее покоилась на мужском плече, а сама она прижималась к сильному и горячему телу. Это было непривычно и сладко одновременно.

За окном светло. Шторы не могли сдержать напор солнечных лучей, и в комнате стоял мягкий, приятный полумрак. Вика зажмурилась и стала вспоминать события ночи. Все пошло не так, как она ожидала. Миша не стал наваливаться на нее, а принялся ласкать руками и губами. Те проникали в самые заветные места, и Вика погрузилась в усладу. Хотелось только одного: чтобы это длилось бесконечно. Волна страсти захватила ее, в этот миг их тела соединились.

— Обними меня! — прошептал он. — Руками и ногами.

Вика подчинилась. Он подсунул руки ей под плечики, прижал к себе и впился в губы долгим поцелуем. Это оказалось еще слаще, хотя, казалось, куда больше? Он стал двигаться, все больше ускоряясь, поток блаженства переполнил ее, а затем словно прорвался.

— А-а-а! — закричала Вика. — А-а-а!..

Тело ее выгнулось и забилось в судорогах. Это продолжалось несколько мгновений, а потом волна блаженства схлынула, оставив слабость и умиротворение. Он выпустил ее из объятий и прилег рядом.

— Ну, ты и крикунья! — сказал, поцеловав в висок. — Соседей наверняка переполошила.

— Извини, — смутилась она. — Сама не знаю, что нашло. Никогда такого не случалось.

— Это называется оргазм, — просветил он. — Странно объяснять это врачу.

— Знаю, — обиделась Вика. — Но у меня не было. Ни разу.

— Вот козел! — выругался он, и Вика догадалась, в чей это адрес. — Бедный мой комарик! — Он прижал ее к себе. — Отныне будет иначе. Ты будешь стонать и корчиться, кричать и умолять о пощаде. Только не дождешься — я жестокий.

— Не ври! — Вика чмокнула его в плечо. — Ты нежный и ласковый. Большой и добрый Миша-медведь.

— Ошибаешься! — возразил он. — Я суровый. Сейчас докажу. Готова?

— Соседи же услышат…

— Пусть завидуют! — хмыкнул он и прижал ее к себе.

Все повторилось. Опять Вика стонала и трепетала, пока не сорвалась на крик. В этот раз он заглушил его долгим поцелуем. Его язык проник ей в рот вытворял там невесть что, но это оказалось слаще, чем в первый раз. А потом Вика уснула — сразу, как будто кто отгородил ее от окружающего мира черной, непроглядной шторой. И сейчас, вспомнив происшедшее, она ощутила желание, да такое сильное, что заныло в паху — там, где еще раньше селилась боль. «Стыдно! — одернула себя Вика. — Вожделею, как распутная девка. Это тем все мало!» Однако упрек не помог, желание не пропало.

Она повернула голову. Миша спал, глубоко дыша. Вика положила ладошку ему на живот и почувствовала, как тот подымается и втягивается. «Дышит правильно, — оценила. — Нижней частью легких. Тренирован. Да и тело у него на удивление мускулистое, без жира. Спортсмен? Интересно, чем занимался? Бокс, борьба? Для легкоатлета слишком крупный. Хотя движется легко, будто перетекает с места на место. Скорее всего борьба…»

Как секретарь комсомольской организации факультета Вика много раз организовывала спортивные соревнования, и сама участвовала в них. Без особого успеха, впрочем, но не это главное. Комсомольцы не должны видеть вожака исключительно на трибуне. Со спортом она так и не подружилась, а вот с физкультурой — да. Ежедневно делала зарядку, бегала трусцой, потому и не расплылась к своим годам, как многие сверстницы, выскочившие замуж и родившие детей. Может оттого, что их у нее нет? «Мы, кстати, не предохранялись! — спохватилась она. — Он не предложил, а я забыла. Ерунда! — подумала мгновением спустя. — Ничего не будет. Я болела, менструальный календарь сбился».

Она убрала руку с живота Миши, приподнялась и, опершись на локоть, стала рассматривать его лицо. «И почему решила, что у него оно простоватое? — удивилась минутой спустя. — Скорей мужественное. Он, несомненно, красив, кого-то из артистов напоминает. Олялина? Нет. У того слишком суровый облик. Абдулова? Тот сладкий. Янковского? Не такое интеллигентное лицо. Киндинов? Пожалуй. Близнецами их не назовешь, но скажи, что братья, поверят».

Она не удержалась и чмокнула его в нос. Веки Миши дрогнули. В следующий миг сильные руки сгребли Вику, и она оказалась на нем сверху.

— Меня, кажется, комарик укусил? — грозно спросил он.

— Комариха, — уточнила Вика. — Комары-самцы кровь не пьют, только самки. Мы такие! — Она приняла грозный вид.

— Для тебя — хоть последнюю каплю! — улыбнулся он. — Сердечко ты мое! Птичка нежная, ласточка белокрылая…

Он стал целовать ее, шепча нежные слова, и на Вику накатило блаженство. Его руки и губы вновь ласкали ее тело, пока они, наконец, не слились. В этот раз он был нежен, осторожен и нетороплив в движениях, что не помешало ей переполниться страстью и излиться в крике. Она удержала его внутри, своевременно прикусив губу. Опустошенная и расслабленная, мгновение лежала, переживая случившееся, а затем зашарила под подушкой.