Родной берег - Уильям Николсон

К ним присоединился Тич Хоутон:

– Ловат и его ребята будут готовы с минуты на минуту.

Четвертому десантному батальону предстояло совершить ночную высадку в западной части побережья Дьепа, в Оранжевой зоне; в это же время третий батальон Дернфорд-Слейтера доберется до Желтой зоны и батарей городка Берневаль.

– Ловат и своего волынщика притащил?[11] – осведомился Филлипс.

– А как же! – ответил Тич Хоутон.

– Не нравится мне эта фигня с резервом. Получается, что нам придется наступать при дневном свете.

* * *

В три часа утра, как того требовало сложное расписание операции, пехотинцы Королевского Гамильтонского полка выстроились на нижней палубе, готовясь к переброске на десантных баржах. На солдатах каски с маскировочными сетками; спасательные жилеты под куртками превратили всех в крепышей. За плечами у каждого – пулемет «брен» или пистолет-пулемет «стен» и винтовка, на поясе – ручные гранаты, на бедре – нож.

Ларри Корнфорд, вооруженный, как и все, занял место в очереди к барже номер шесть и ждал, когда впередистоящий сделает шаг.

В этом теперь заключалась вся его жизнь: ожидание, движение, опять ожидание – вечные очереди. Огромная машина, крохотным винтиком в которой ему довелось стать, тащила его вперед. Вереницы людей подтягивались к палубе, по-прежнему окутанной темнотой ночи. Впереди, карабкаясь по узким трапам, солдаты взбирались на баржи, темнеющие на фоне усыпанного звездами неба, как огромные черные провалы. Когда подошла очередь Ларри, он не мешкая прыгнул на скамью, тянущуюся вдоль борта. Люди перед ним, позади него – их становилось все больше, и вот уже Ларри оттеснен на корму. Кто-то прошипел на ухо: «Сядь! Лицом вперед!» Теперь Ларри был крепко зажат между чужими вещмешками и оружием.

Баржа накренилась, шлюпбалки пронзительно заскрипели. Рядом высился борт корабля. Плеснула волна, взревел мотор.

Сверху донеслось:

– Теперь вы сами по себе, парни! Устройте им ад!

Десантная баржа, пыхтя, отошла от транспорта, занимая свое место в строю прочих штурмовых катеров. Побережье Франции – в пятнадцати милях на юго-восток, более чем в двух часах хода.

Ларри смотрел на рулевого в бронированной будке на носу баржи, слышал писк машинного телеграфа. Военные моряки, их задача переправлять штурмовые войска, а не бросаться в атаку.

«В атаку пойду я. И буду драться».

Он жил этим необыкновенным ощущением с самого отплытия из Англии. Напряженным и ярким, несмотря на усталость и скуку ожидания. Оно оттеснило воспоминания – новое, незнакомое, непривычное. Не страх – опасность еще не стала явью. И не пресловутое упоение боем. Скорее обострение всех чувств, словно соединившихся в одно-единственное. Не осталось никаких житейских мелочей. Мысли о родных и друзьях, память о прежней жизни – все куда-то делось. Была только десантная баржа, чья-то грудь за спиной, боль в отсиженной ноге, запах водяной пыли, вибрация мотора, звезды над головой и она – предстоящая битва.

После которой ничто уже не будет прежним. «Совсем скоро я стану другим человеком. Там, во тьме, меня ждет враг. Люди, желающие мне зла, стремящиеся причинить мне боль, люди, ничего не знающие обо мне. А я? Попытаюсь ли я причинить боль им? Разумеется. Именно поэтому ничто уже не будет прежним».

Наконец Ларри провалился в дремоту. Солдаты на скамьях всхрапывали и бормотали во сне, а баржа шла вперед, не отклоняясь от курса. Нарушив строй, корабли рассредоточились по поверхности ночного моря, отчего казалось, будто все замерло на месте.

Внезапно на северо-востоке блеснула тонкая полоска и ослепительно полыхнула в небе. Сияние медленно гасло, освещая корабли.

– Что за хрень?

Выдернутые из сна, солдаты уставились на свет.

Зеленые полосы чертили арки в небесах. Следом взлетали красные и, изогнувшись, падали в воду и гасли. Затем беззвучно разорвались ярко-белые снаряды, рассыпались золотые звезды, и снова в небо поползли ярко-красные огни.

– Ракеты! Какой-то гад бьет тревогу!

Десантное судно не сбавило ход и не отклонилось от курса. Теперь с берега донесся лай зениток.

– Никак немец проснулся.

– Повеселимся.

* * *

Сигнальные огни, осветившие небо, застали коммандос сорокового десантного за перегрузкой с «Локэста» на десантную баржу. Полковник Филлипс и команда собрались на мостике, пытались понять, что происходит.

– Скверно, – расстроился полковник. – Сюрприза не получилось.

Из радиообмена с эскортными эсминцами «Калп» и «Беркли» выяснилось, что ребята из третьего десантного батальона на восточном фланге напоролись на немецкий танкер и его сопровождение. Приказано было продолжать действовать по плану.

Филлипс покинул канонерку последним, спрыгнув на четвертый десантный катер. «Локэст» будет сопровождать их, пока они не приблизятся к берегу.

– Не берите в голову, парни, – обратился к морпехам Филлипс, вставая на катере так, чтобы его все видели. – Облажался только третий батальон.

Над водой пронесся тихий смех.

– Вперед.

Четыре катера присоединились к остальным, взявшим курс к французскому побережью. Теперь почти двести судов шли строем шириной в восемь миль. Эд Эйвнелл находился на барже номер два под командованием Тича Хоутона.

– У нас еще полно времени, парни, – сказал Хоутон. – Доберемся до позиции у берега и будем ждать приказа.

Едва на востоке посветлело, как началась атака – точно по плану. Восемь миноносцев в течение десяти минут обстреливали позиции береговой обороны, наполняя воздух огнем и ревом фугасов. В небе завыли, приближаясь, эскадрильи «спитфайров», сопровождающих бомбардировщики «бостон». В пять тридцать обстрел прекратился – началась высадка десанта.

* * *

Ларри ждал, застыв в ожидании на десантной барже, вставшей недалеко от кромки пляжа. Он оглох от бомбардировки, из-за спин товарищей ничего не было видно. Баржу мотало прибоем то вверх, то вниз. Постепенно делалось светлее. Низко над головой гудели «бостоны», оставляя за собой густой белый дым. Вперед пронесся танкодесантный катер. Ухнули пушки, затарахтели легкие орудия. Остальные силы приготовились к атаке. Солдаты рядом с Ларри застыли, готовые ринуться в бой. Орудийный грохот, ставший бесконечным рефреном, нарастал с каждой минутой, но в дыму ничего было не разглядеть. Затем гулко ударило что-то крупнокалиберное.

– Гаубицы! – шепнул кто-то. – Шестидюймовые.