Родной берег - Уильям Николсон

Над головой чиркали трассирующие пули. Где-то там, в рассветных тенях, в белом дыму, уже началась битва. Наконец, подчиняясь чьему-то неслышному приказу, моторы взревели, набирая обороты, и баржа вырвалась вперед. Солдаты откликнулись радостным криком. Сержант, стоящий на носу, сообщал по мере приближения к берегу:

– Пять сотен ярдов… Вижу пляж… Три сотни… Дым рассеивается…

Западный ветер разорвал дымовую завесу на длинные узкие лоскуты. В лучах восходящего солнца возникла линия прибоя, а выше за ней – городок. Галечный пляж усеяли вытащенные на берег десантные катера. От них полз к городу десяток плоских, словно коробки, машин. Серый песок между ними, казалось, бурлил, как овсянка на огне. Там и сям лопались пузыри, и облачка дыма из них рассеивались на ветру.

– Приготовиться, парни! В бой!

Баржа врезалась в песчаную отмель, и все по инерции качнулись вперед. Аппарель опустилась, и первая шеренга устремилась к берегу, оступаясь на мелководье. Ларри видел лишь тех, кто перед ним, и, когда наступила его очередь, кинулся следом, одержимый одним желанием – двигаться вперед, сражаться.

Прыгнув, он погрузился в воду и, ударившись о каменистое дно, забарахтался, ища опоры. Вокруг, молотя руками по воде, скользили и падали другие солдаты. Прямо перед ним взметнулся столб брызг, и ударная волна жаром обдала лицо, обжигая глаза. Ботинки скользили по дну, мешая выбраться на берег, покуда его не подтолкнуло в спину набежавшей волной. Вдруг он очутился на суше – и наступил на тело, распластанное на земле.

Ошеломленный, он остановился, оглядываясь по сторонам, не в силах понять, что происходит. Солдат, стоявший рядом, бросился в сторону. Впереди, глухо стеная, полз человек. И по всему пляжу люди – лежащие, ничком или навзничь. И звуки – оглушительные, невыносимые, неотвратимые. Из-за спины выскакивали солдаты, нагруженные рюкзаками и оружием, стреляя на ходу.

В кого они стреляют? Противника перед ними не было. Только взметывались вверх камешки и облачка дыма.

Впереди танк, буксуя в гусеничной колее, пытается въехать на скользкую гальку. Нарастающий пронзительный визг, пронзительный грохот – и танк заваливается набок, разорванный артиллерийским снарядом. И снова мимо Ларри помчались солдаты – новая партия спрыгнувших с десантной баржи. В толпу со свистом приземляется минометная мина, и солдаты бросаются наземь. Сбитый с ног взрывом, Ларри упал вперед, на руки. Рядом послышалось:

– Друг! Помоги мне! Друг!

Треск пулеметной очереди, звон пуль о камни. Ларри замер, задумался. Им приказали захватить казино. Оно было прекрасно видно: из его окон как раз и велся огонь, прижимавший солдат к земле. Броситься по открытому пространству прямо под пули – самоубийство, чистое безумие.

До набережной Ларри насчитал семь подбитых танков. А погибших людей не сосчитать, их слишком много и становится все больше. К чему все это? Зачем бросать беззащитных солдат под плотный вражеский обстрел на захват хорошо укрепленного и никому не нужного казино?

Стоило огню ослабеть, как выжившие поднялись и ринулись вперед. Ларри, шатаясь, двинулся за ними. Не потому, что в этом был смысл, а просто по примеру остальных. Он чувствовал, что шагает медленно, неловко, как будто по-прежнему бредет по воде. Видимо, от шока. И тут земля перед ним взорвалась, и в тело вонзилась тысяча крохотных камешков. В ушах звенело, по коже что-то текло. Человек впереди вдруг замер – из шеи и плеча фонтаном хлестнула кровь – и медленно повалился в воронку.

Сотни человек карабкались вверх по пляжу, но Ларри казалось, будто он остался один. Не стало ни субординации, ни строя. Только воющая пустота, вездесущая опасность и басовитый рокот прибоя. Ларри тащил сам себя вверх по склону, вздрагивая от разрывов, от каждой взвизгнувшей над ухом пули, и наконец дополз до одного из брошенных «черчиллей»: танк пытался продвинуться вперед по скользкой гальке, пока не увяз в собственной колее, боком к набережной. Ларри подполз поближе и привалился спиной к стальному корпусу, чтобы укрыться от автоматных очередей, вспарывающих пляж. Отсюда он смотрел на людей, волна за волной спрыгивающих с десантных барж, чтобы броситься на пляж под сплошной вражеский огонь.

Только теперь он осознал, до какой степени парализован ужасом. Прежде, под прямым обстрелом, думать он вообще не мог. А теперь, в относительной безопасности, он вдруг понял, что наверняка будет ранен и, возможно, умрет. Внутри все плавилось от ужаса. Страх стал физической силой: тело взбунтовалось, не желая подвергаться смертельной опасности. Оно закопалось бы в землю, если могло. Ларри оцепенел как загнанный зверь, которому больше некуда бежать.

Спустя какое-то время страх отступил. Ларри охватила странная отрешенность. Он смотрел, как высоко в небе кружат самолеты, будто стая скворцов, разворачивающаяся вслед за вожаком; видел, как солнце поднимается все выше. До чего это все бессмысленно – взрывы, смерти, победа и поражение. Ларри подумал об отце, что должен был ему что-то сказать, но не мог вспомнить, что именно. Вспомнил Китти, ее прелестную улыбку и как ему хотелось признаться ей в своих чувствах. Но теперь уже поздно, потому что он умрет. Вдруг Ларри ощутил, что совсем не боится смерти: это лишь очередное событие в жизни, и все. Людям кажется, будто они могут управлять своей судьбой, но на самом деле им остается лишь благодарно принимать все, что бы ни произошло.

«Я не буду бороться, хватит».

Нет, он не собирался отказываться от солдатского долга на войне. Господь свидетель, он в ней едва принял участие. Нет, он не будет бороться за собственную жизнь. Инстинкт, велящий выживать любой ценой, отступил перед усталостью и страхом. Значит, страх никуда не делся – лишь поменял обличье, превратившись в безразличие. Так собаки безропотно принимают побои хозяина, надеясь покорностью заслужить хотя бы передышку.

«Я в окружении, – думал Ларри. – Возьмите меня в плен. Верните меня домой. Позвольте мне уснуть».

Тут его с ревом накрыла тень низко летящих бомбардировщиков, после чего пляж заволокло дымом. Глядя на белую пелену, окутавшую его укрытие, Ларри уговаривал себя, что теперь ему ничто не грозит.

* * *

На флагмане – эскортном эсминце «Калп» – генерал Робертс принимал непрерывный поток сообщений, из которых многие противоречили друг другу. Несколько танков Калгарийского полка якобы прорвались в город. Один из взводов Гамильтонского полка пробился к шестидюймовой гаубице у казино. Четвертый десантный успешно вернулся на борт, уничтожив береговую батарею Варанжвиля. Королевский канадский понес большие потери в Синей зоне, которая остается открытой перед орудиями Берневаля. Однако у Королевских воздушных сил по-прежнему преимущество в воздухе, да и Эссекский шотландский полк, следующий за Гамильтонским, уже выбрался на берег в центре. Пришел рапорт о том, что пляж зачищен. Проанализировав всю информацию, командир понял: пора пускать в бой резервные силы. Цель все та же: полный захват порта. Свежие войска под прикрытием тех, кто уже высадился и закрепился на берегу, смогут переломить ход битвы.