Насельники с Вороньей реки - Михаил Кречмар
Шрифт:
Интервал:
– Они подрезали сухожилия на ногах собаки, чтобы она оставалась возле вещей и отпугивала медведей?
– Да, – я нехотя потряс головой. – Есть такой приём. Северные аборигены относятся к собакам, да и вообще к домашним животным в высшей степени потребительски. Они, кстати, люди предельно рациональные, когда дело касается выживания. Может быть, это происходит потому, что природа ставит их всё время на грань жизни и смерти. И для них это ни хрена не фигура речи: шаг сюда – смерть, шаг сюда – проживёшь ещё один, хотя бы один день. Потому северные племена довольно снисходительно относятся к детоубийству и людоедству…
– Нет! – Лена застыла столбиком на стуле. – Это неправда!
– Смотри. – Я положил на стол перед ней книгу – Кнуд Расмуссен, «Великий санный путь». – Эта книга написана совершенно безо всякого предубеждения к эскимосам, её автор симпатизировал им, но при этом был честен и старался придерживаться фактов. Упоминания случаев намеренного умерщвления девочек в голодные годы, а также людоедства встречаются через каждые двадцать страниц. Для людей тех мест и того времени это считалось совершенно оправданным выходом из критического положения. Так чего уж требовать от них бережного отношения к домашним животным?
Лена заснула, утомлённая любовью.
Я же встал, подвинул стул к окну и стал глядеть на ночной город, над которым мерцал серебряный диск луны. Как всегда в полнолуние, мне не спалось.
Я начал считать деньги, которые мог бы заработать на Алексее Протасове – живом или мёртвом.
Десять тысяч за его местонахождение от отца.
Двадцать пять – от странного «ильичеобразного» типа за не принадлежащие Протасову документы.
Итого – тридцать пять тысяч евро. Не такие плохие деньги. Интересно, что «внесистемный» нарушитель спокойствия смог самим фактом своего существования обеспечить такую высокую цену за свою голову. Может, кто ещё добавит?
На Дальнем Востоке был вполне так себе конец рабочего дня. Я набрал номер капитана Свиридова.
Сто тысяч бачей – не такие большие деньги. За такие бабки в Москве даже не всегда убивают.
– Я б убил, – с чувством сказал Свиридов. – А что может быть важнее, чем большие деньги?
– Очень большие деньги.
– Ты что, хочешь сказать, что они были у него на себе?
– Нет. Но я предполагаю, что он обладал информацией, которая могла кому-то эти очень большие деньги помешать получить. Угадай с трёх раз: в каком месте очень большие деньги и чукчи тесно дружат друг с другом?
Даже за восемь тысяч километров я услыхал, как Свиридов присвистнул.
– Нефть.
– Угу.
– Знаешь, на побережье Равтытагин отводил для своей ассоциации длинную полосу тундры. Сам понимаешь, участковому надо быть в курсе всего происходящего. Уже тогда я подумал: на хрена она им? Зверя на этой полосе практически никогда не брали. Там есть пара моржовых лежбищ, но Равтытагины – ни хрена не морзверобои, всегда были оленеводами. А бумаги оформлялись серьёзные, адвокат приезжал из Москвы.
– А не было ли рядом с тем адвокатом некоего мозгляка, удивительно похожего на законсервированного Ленина? – задал я вопрос. – Очень примечательная внешность. Если кто видел – наверняка запомнил.
– Ну меня в ту пору там не было, – хмыкнул Свиридов. – Ненавижу южный берег Северного Ледовитого океана. Ни рыбалки, ни охоты, моржи дохлые и чукчи пьяные. Тьфу, забыл. Ещё белые медведи живые. Мерзкие и жёлтые. Позвоню, поспрошаю. Но ты эта, тово, приезжай сюда. Судя по всему, все ответы лежат у нас под боком. Но ты повидайся на всякий случай с Равтытагиным. Если тебя к нему в думский кабинет пустят.
В думский кабинет к Равтытагину меня, естественно, не пустили. Но Иван Равтытагин имел какой-то офис на Мясницкой и назначил мне там рандеву.
Иван Равтытагин был красивым, очень ухоженным мужчиной.
Среди международных активистов, спонсирующих развитие коренных народов Севера, он был известен как «the Flying Chukcha» – летающий чукча. Сегодня он был в Гаване, завтра – в Дели, послезавтра – в Лондоне, где являлся собственником большой квартиры в Сохо. Надо сказать, что если бульварная пресса Российской Федерации старательно делала вид, что Лондон является центром всяческого антироссийского элемента, то у меня из общения с аборигенами складывалось впечатление, что британская столица является средоточием самых разных племенных вождей, сподобившихся получить гранты от различных союзов и обществ на развитие своих общин.
– Итак, Тарман постарался вас нанять, чтобы вы нашли второй экземпляр «нефтяного соглашения», – весело взял Равтытагин быка за рога.
Я изобразил что-то вроде того, что «не уполномочен обсуждать детали сделки».
– Ну, насколько я знаю, вы сделки ещё не заключили, – хмыкнул Равтытагин. – Да не изображайте попранную невинность. Тарман отродясь ни одной бумаги своими руками не подготовил, а изготовление грантового письма для такой сомнительной – да ладно, будем называть вещи своими именами, господин авантюрист, – личности не прошло мимо полутора десятков сотрудников фонда. Вы ж знаете эти общественные организации: там все стучат всем и друг на друга. Кстати, вы в курсе, что Тармана у нас Карманом зовут?
– Нет, не знаю. И не совсем понимаю, почему вы мне об этом говорите.
– Почему я вам об этом говорю? – усмехнулся Равтытагин. – Дело в том, что я приучился очень хорошо относиться к вашей породе людей. Не хотел бы, да приучился. О да, я знаю, что вы пытаетесь использовать чукчей себе на пользу в любой ситуации. Но при этом вы поступаете точно так же со всеми людьми без исключения. То есть чукчи для вас – или работники, или партнёры, или простаки, которых можно облапошить. Но не примитивные дети другого мира, которым нужно тщательное руководство со стороны Большого Брата. А это именно то, что нам навязывают государственные и негосударственные организации. Поэтому мы не любим вас, но в принципе готовы сотрудничать. Потому что при правильно поставленной взаимной торговле мы можем быть полезны друг для друга без взаимного унижения.
– Да, Иван, – сказал я и посмотрел на собеседника чуть иначе. Изысканно одетый восточный человек. Без пижонства и высокомерия. Мы не любим друг друга, это так, но кого мы любим в этом мире? – А что в том документе такого, что Карман готов отдать за него двадцать пять тысяч евро?
– Не своих двадцать пять тысяч евро, заметьте, – тонкие губы Равтытагина шевельнулись под чёрточкой японских усов. – Скажу вам по секрету, у Кармана отродясь не было своих денег. Семь лет назад он ютился в крохотной гостинке в Благовещенске. Оттуда его вытащили недальновидность его нынешнего лондонского начальства, собственное жуткое честолюбие и желание заработать много денег. Этот документ – как раз один из путей их заработать.
– Сколько, если не секрет?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!