Сила искусства - Саймон Шама

IX

Хотя к концу 1640-х годов рыцарь Бернини приобрел репутацию соблазнителя чужих жен и некомпетентного строителя, забросившего скульптуру, это вовсе не означало, что все в Риме махнули на него рукой. Достаточно было зайти в собор Святого Петра, увидеть там балдахин и статую святого Лонгина в одной из ниш или пройтись мимо впечатляющего фонтана Тритона на Пьяцца Барберини, созданного незадолго до смерти папы Урбана, чтобы поверить в то, что этот гений непременно соберется с силами и восстановит свое славное имя. Его отчужденность от нового папы давала возможность не столь высокопоставленным фигурам прибегнуть к услугам Бернини. Кардинал Федерико Корнаро из старинного аристократического рода не упустил этот шанс. Корнаро покровительствовали аскетическому монашескому ордену босоногих кармелиток и решили создать в церкви Санта-Мария делла Виттория на холме Квиринал семейную капеллу, посвященную знаменитой патронессе ордена святой Терезе Авильской. Еще несколько лет назад кардиналу пришлось бы довольно долго ждать своей очереди, потому что сам английский король Карл I и кардинал Ришелье желали получить портрет работы Бернини, но теперь ситуация изменилась. Бернини с радостью ухватился за возможность реабилитировать себя. Существенным аргументом было и то, что Корнаро собирался израсходовать на капеллу колоссальную сумму в двенадцать тысяч скудо – больше, чем было затрачено на всю церковь, построенную Борромини. Бернини мог при желании проявить все свои таланты: не только изваять скульптуру, но и создать декоративное архитектурное обрамление (и доказать тем самым, что он все-таки знает толк в архитектуре), а также, возможно, написать живописные полотна. Этот ансамбль произведений всех изобразительных искусств мог в случае успеха стать самым великим его достижением.

Экстаз святой Терезы. 1645–1652. Мрамор.

Капелла Корнаро, Санта-Мария делла Виттория, Рим

Экстаз святой Терезы (фрагменты)

Личность главного персонажа этого ансамбля производила на Бернини неотразимое впечатление. Тереза Авильская умерла у себя на родине в Испании более чем за полвека до этого, в 1583 году, но была канонизирована папой Урбаном VIII лишь в 1622 году. Она была единственной из «современных» святых, не имевшей в Риме своей часовни, ибо и при жизни Терезы, и даже после ее смерти кое-что в ней настораживало церковников – ее повышенная эмоциональность, охватывавшие ее конвульсии, которые она описала в автобиографии, восторженные припадки, когда она взлетела в своей келье к потолку, а монахини удерживали ее за одежду. Может быть, это были лишь галлюцинации недостойной истерички? Неудивительно, что, когда папа Урбан предложил испанцам выбрать в качестве своего святого покровителя либо Терезу, либо святого Иакова Компостельского, те не колеблясь выбрали Иакова.

Бернини читал литературу, и даже если книга Терезы Авильской «Моя жизнь» попадалась ему раньше, он наверняка перечитал ее, чтобы освежить в памяти факты ее биографии и, может быть, почерпнуть из нее какие-нибудь идеи. Книга должна была произвести на него впечатление, потому что, хотя экстатические припадки Терезы преподносились в ней как «мистические откровения», а вся жизнь – как пробуждение души, все ее душевные порывы проявлялись исключительно через конвульсии и томление ее плоти. Душа Терезы имела вполне анатомическое строение: «Душа не стремится чувствовать боль из-за отсутствия Господа, но иногда какая-то стрела вонзается в ее самые важные жизненные органы, в ее внутренности, ее сердце, так что она не понимает, что происходит, чего она хочет». Это был материал, с которым Бернини, досконально изучивший язык тела, мог работать.

В этом заказе он, по-видимому, видел также возможность покаяния. Он был мастером-виртуозом, совершившим грех и даже преступление, что навлекло на него позор, а теперь он вел жизнь праведного христианина и заботился о своей душе, так что переход от плотского к духовному был ему вполне понятен. Тереза ведь прошла такой же кремнистый путь. В ней оставалось что-то от ее еврейского происхождения, несмотря на то что ее дед крестился (и потом тайком еще несколько раз менял веру). Отец Терезы, крупный торговец текстилем, укрепил положение семьи обычным способом, женившись на потомственной христианке. Дочь его выросла живой, своевольной и практичной, увлекалась нарядами, украшениями и косметическими средствами. Обеспокоенный столь суетными привычками Терезы, отец поставил ее перед выбором: или замужество, или монастырь. Она предпочла монастырь, так как слышала, что там женщины пользуются большей свободой, чем в домашнем плену у какого-нибудь испанского идальго, а недавно постригшиеся монахини могут принимать гостей, в том числе и мужчин.

Однако жизнь за монастырскими стенами оказалась не такой веселой, как она рассчитывала. Одежда была черной и грубой, пища удручающей, молитвы нескончаемыми. Она заболела булимией и стала вести себя наперекор здравому смыслу, как озлобившийся подросток: вставляла себе в пищевод прутик оливы, чтобы ее вырвало. В конце концов она заболела настолько серьезно, что монахини сочли ее умершей, завернули в саван и замазали ее веки воском. Срочно вызвали ее отца, который не согласился с заключением, к которому пришли монахини, и заявил, что не даст хоронить дочь. Пролежав четыре дня без признаков жизни, Тереза открыла глаза, разлепив восковую оболочку. Она была жива, правда в очень небольшой степени. Сама Тереза так описывает свое состояние: «Мой язык был весь искусан, потому что я была очень слаба и ничего не ела, и даже вода не поступала в организм. Я чувствовала себя так, будто все мои кости смещены, в мозгу у меня царил полный хаос. Я пролежала все эти дни в мучениях, словно связанная узлом, не могла двинуть ни ногой, ни рукой, как труп. По-моему, единственное, что у меня шевелилось, – это мизинец». У Терезы начались видения, но не такие, какие следовало бы иметь. Она созвала гостей, чтобы отпраздновать свое возвращение к жизни, и к ней в гости заходил мужчина, которому она уделила столь живое внимание, что Христос на иконе нахмурился; второе предупреждение она получила в виде мерзкой гигантской жабы, проковылявшей по полу ее кельи.

Когда Терезе было уже больше сорока лет и жизнерадостная девушка стала почтенной монахиней, непрерывно сражавшейся с докучавшими ей демонами посредством молитв и самобичевания, с ней произошло нечто сверхъестественное. Она весь день молилась и только начала петь гимн Veni Creator Spiritus («Приди, Божественный дух»), как вдруг, ясное дело, это случилось. Он пришел.

«На меня снизошел такой восторг, что я чувствовала, словно поднимаюсь ввысь, вырываясь из своей земной оболочки. Он был абсолютно реален, никакого сомнения. Впервые Господь даровал мне такой экстаз. Я услышала Его слова: „Я хочу, чтобы ты говорила не с людьми, а с ангелами“».

Алтарь капеллы Корнаро. 1645–1652. Мрамор.