Ричард Длинные Руки - воин Господа - Гай Юлий Орловский

– Спрашивайте, – ответил я нервно. – Я не знаю, что вы хотите услышать.

– Когда ты в последний раз был в церкви?

– Очень давно, – ответил я. И добавил заискивающе: – В моих краях считают, что Бог живет в самом человеке. А церковь должна быть из ребер, а не из бревен или камня.

Я видел, как они покачивают головами, сдвигают их, совещаясь, голоса шелестят сухие, старческие, растерявшие все человеческие чувства.

– Мы знаем, – прошелестел другой голос, но такой же обесцвеченный, – что в трудном походе со святыми мощами ты заходил в церковь. И что священник дал тебе крест.

– Да, – ответил я.

– Где этот крест?

Я распахнул рубашку.

– Да вот он.

Я чувствовал на своей коже их холодные взоры, наконец раздался голос:

– Почему ты не упомянул? Ведь это говорит в твою пользу.

– Но я в самом деле давно не бывал в церкви, – возразил я. – Вообще был в ней два или три раза. За всю жизнь.

Снова я слышал их приглушенные голоса. Снизу от пола тянуло могильным холодом. От толстых стен тоже несет вечностью, незыблемостью, я против воли начал съеживаться, чувствуя себя маленьким и несчастным.

– Говорят, что ты общался с гномами и эльфами?

Я возразил осторожно:

– Не только я. С ними общаются Беольдр... и другие, как я слышал.

– Им так ведено, – ответил священник сухо. – Всякий раз они проходят строжайшее очищение, держат посты, епитимию... Но ты? Ты ведь по своей воле, без принуждения...

– Я общался, – подтвердил я, понимая, что такое отрицать нелепо. – Но ведь оружие, скованное гномами, вполне служит и нашему делу. Если бы не меч, скованный гномами, кто знает, довезли ли бы мы мощи святого Тертуллиана...

– Слепец, – сказал инквизитор с горечью. – Ты все еще думаешь, что дело в самих гномах или эльфах? Или даже проще – в Морданте?.. Глупец... Настоящую войну ты даже не зришь, хотя силы бьются неизмеримые с теми, что копошатся внизу. На земле. Война идет о по всем землям и королевствам, но только здесь ее можно увидеть... зримо. Только здесь, на Краю, подземные силы Тьмы выходят на поверхность, чтобы подмять человека, а небесные силы Света опускаются от высшего престола, чтобы помочь человеку в его борьбе... И гномы с эльфами лишь первая приманка, первая ступенька на пути падения в ад.

Мне стало страшно, я постарался стряхнуть с себя наваждение, рассердился на себя, что струсил, и на полубезумного священника, который сумел нагнать такой страх.

Второй инквизитор сказал строго:

– Не так уж много надо, чтобы человек потерял истинно человеческие ценности, как честь, достоинство, верность...

– Верность Богу? – спросил я.

К моему удивлению, инквизитор отмахнулся.

– Богу, королю, женщине, другу или врагу, своим идеалам – какая разница? Это все верность Богу. Я насторожился.

– Разве Господь не ревнив? Не говорит, что надо быть верным только ему?

– Быть верным Ему, – сказал инквизитор резко, – это не поклоняться другим богам. А быть верным женщине... Разве не женщина дала миру Иисуса Христа? Разве не женщины... Эх, ладно, ты еще слишком юн. Но помни, что быть верным женщине – быть верным Богу. Только благородный человек способен проявлять верность кому-то или чему-то. А мерзавец верен только себе...

Третий прислушался, хмыкнул:

– Верен? Мерзавец и себе изменит, если это выгодно. Или чтоб шкуру спасти. Ладно, брат мой, мы уже оценили... в целом эту юную заблудившуюся душу. Кстати, насчет заблудившейся. Наш епископ сказал, что ты заблудился не только душой, что поясняет некоторые твои странности. Повтори нам, сын мой, что ты рассказывал святому человеку.

Я развел руками.

– Ваш епископ оказался очень умным и понимающим человеком. Я рискнул... он поверил. Но вы потащите меня на костер, даже не дослушав. Дело в том, что я силой неведомой мне магии был перенесен из дальних... очень дальних земель. Настолько дальних, что даже в Срединных королевствах ничего не слышали о моих краях, как в моих не слышали об этих королевствах. И вот я оказался в поле среди неведомых мне людей в тот момент, когда через это поле гнались за принцессой... Остальное вы наверняка знаете.

Инквизитор кивнул.

– Да, – ответил он блеклым голосом, в котором было больше от механического разума, чем от живого человека, – да, мы знаем все, что делается здесь... Мы стараемся не вмешиваться в мирскую жизнь, но мы ее знаем. Ты, еще не поняв, где ты и что с тобой стряслось, бросился на помощь женщине. Ты не упомянул, что за нею гнались пятеро мужчин!.. То есть ты действовал не по уму, а по велению души...

Он остановился, взглянул на меня в упор. Для этого даже сдвинул капюшон на затылок. Глаза мои почти привыкли к полутьме, я различил удлиненное очень худое лицо, запавшие глаза, высоко вздернутые совершенно белые брови, словно вылепленные из снега да еще усыпанного инеем.

Я проблеял жалко:

– Ну... ме-е... это ж я... ну, так получилось... В моем мире сказать, что действовал не по уму, – это оскорбить, но здесь, похоже, это почти заслуга. Ну да, ведь дураки да юродивые угодны Богу. А я действовал как дурак, когда с оглоблей на пятерых здоровенных лбов, хорошо вооруженных, а перед этим еще и вилами гарпию...

Заговорил самый дальний инквизитор, седьмой, он показался мне настолько старым, что уже и здесь дремал в кресле, забывая, где он и что с ним. Сейчас он смотрел внимательно, запавшие глаза странно мерцали. Я видел, как там, в глубине зрачков, то разгорается огонек, то гаснет, а взамен разрастается жуткая тьма.

– Мы уже знаем, – проговорил он дребезжаще, – что на тебя не действует ни магия колдунов, ни святая вода праведников... Ты не кланяешься Сатане, но ты не ходишь и в церковь. Ты возник неожиданно, когда доблестные слуги церкви везли мощи святого подвижника... Ты мог встать на любую сторону, но ты помог, сам того не зная, силам церкви... Но это не значит, что и в следующий раз поможешь церкви, а не капищу Сатаны... Верно?

Я опустил голову. Все заготовленные слова и увертки показались жалкими и ненужными. Эти инквизиторы, эти опытные следователи, видят меня насквозь, как лист промасленной бумаги перед факелом. Что бы я ни сказал, все равно видят, что я на самом деле есть. Они вслушиваются не только в слова, но в интонации, замечают заминки, падения темпа, отмечают хриплый голос видят мой покрытый испариной лоб и прекрасно понимают, что значит та или другая капля пота. Они прожили долгую жизнь, они видели всяких людей, научились видеть за увертками и клятвами саму суть...

В молчании заговорил шестой инквизитор, его голос я тоже услышал первый раз:

– А в чем была цель... что этот человек оказался здесь?

Первый инквизитор пробормотал:

– Неисповедимы пути Господни...