Сетерра. 2. Тайнопись видений - Диана Ибрагимова

– И все это ты насочинял по одной ржавой булавке? – закатил глаза Марх. – Да она просто в щель упала!

Яни разглядывала ее со страхом и все не решалась приколоть к темно-бордовому платью, хотя алая бусинка на конце очень туда подходила.

– Посуда там была, – сказала она. – И одеяло. Там точно кто-то спал и ел. Мне кажется, там правда порченая могла жить, а эта бабушка ее прятала. Но только клада у нее не было. Она просто так прятала. Потому что добрая.

– Да уж конечно! – фыркнул Генхард. – Белены ты объелась? Сколько живу, а кроме пинков, ничего мне никто не давал по доброте душевной. Не ищи хорошее там, где нету его.

– А мне кажется, везде оно есть, – подумав, сказала Яни. – Оно у тебя даже есть. Ты вот плохой был сначала, а теперь я тебя уже совсем люблю. Теперь ты уже наш.

Генхард покраснел, слабо выругался и притворился, что ему срочно нужно уйти по делам.

– Главное, мертвяков пока не нашли, – отмахнулся Марх. – И то жить проще.

Все трое многозначительно вздохнули.

* * *

После слов Яни Генхард лучился счастьем, как начищенный песком богатейский самовар. И нечему удивляться. Сроду не было у него ни семьи, ни своего угла, а тут вдруг упало все и сразу. Появилось место, в которое можно притащить уйму разных штук и обустраивать его по-всякому. Думать, на какое окно поставить цветочный горшок и какой сорняк туда воткнуть для красоты.

В доме будут готовить еду и мыть пол, сажая в пальцы занозы. Там будут смеяться и плакать, сопеть и храпеть. И все это вместе с Генхардом. Он теперь не какой-нибудь побегушечник, а брат, герой и, конечно, истинный соахиец. Хотя порченые болваны и не понимают важность Генхардовых кровей.

– Чего косеешь на мое добро, чучело? Кшы! Я теперь тут хозяин, так что не ходи без моего веления по двору, – сказал он сидевшей на заборе вороне.

Птице было наплевать, но Генхард сделал вид, что она все поняла.

Выйдя за калитку, он обернулся и с важным видом оглядел мазанку, прикидывая, чего еще не хватает.

Скрипучие половицы, дырявая печь, маленькие окна с расхлябанными ставнями, орущая в подвале кошка. Генхард любил все это до изнеможения и сам себе удивлялся. Ему хотелось стащить сюда содержимое всех свалок в округе, чтобы как можно скорее пустое нутро халупы приняло обжитой вид.

Сгрузив первую порцию добра и оставив Марха с Яни разбирать вонючие тряпки в подполе, Генхард отправился на очередную охоту. Екало сердце от мысли про Рори с Иланом. Но вроде как с хозяином он сам договаривался, и без косых взглядов обошлось. Не должны парни сплоховать теперь. Не дурьё же они совсем, да и в то, что взрослые ребята могут порчеными оказаться и разгуливать по Медуку в поисках работы, верилось с трудом. Наверняка и мысли ни у кого не возникло на их счет. Обычные беженцы.

Ближе к середине города свалок в чистом виде было немного, но всегда имелись закоулки или места, зажатые между домами, где ленивые горожане сваливали в кучу все подряд: поломанные стулья, дырявые шали, бутылки и прочие полезности. В квартале винных, на задворках магазина сыров, где время от времени пировали объедками крысы, Генхард обнаружил очередную сокровищницу.

Запашок тут стоял вырвиглазный. Ночью жахнул мороз, а к обеду все подтаяло и сочилось тухлыми ароматами. Генхард, однако, не брезгливый. Все ведь можно отчистить, отмыть и приспособить. Так что в кучу мешков и мусора он погрузился, даже не морщась. Покопался там и сям, выругался, вляпавшись в рыбьи потроха. Потом дернул тряпку и заорал. Под ней лежал оплывший, посинелый мертвяк. Генхарда пробрало так, что он плюхнулся наземь и стал отползать. Бедняга был кем-то сильно побитый, босой и с таким изукрашенным синяками лицом, что возраст не разберешь.

– А и вдруг там чего у него полезного есть, – начал уговаривать себя Генхард. – Не слопает же он меня. А добро пропадет. Жалко.

Он таки пересилил страх и подошел. Стал копаться в карманах несчастного и почуял, что тот вроде как теплый. Послушал дыхание. Слабенькое совсем, но есть.

– Тьфу ты! Живой, что ли? – топнул в сердцах Генхард. – Зараза такая! Нашел где помирать!

Теперь он действовал посмелее, но взять у человека было нечего, кроме заляпанной кровью одежды. Генхард махнул рукой и собрался уже уходить, но обратил внимание на густые темные кудри незнакомца.

– Какой-то не нашенский, – пробормотал он, еще не понимая, что его так задело.

Генхард с минуту пялился на человека, потом завопил:

– Батька мой заморский! Да это ж соахиец! Настоящий! Соахиец же! В помойке!

Он чуть из штанов не выпрыгнул от волнения. В мечтах тут же нарисовалась красивая картина, воображаемая чуть ли не каждую ночь. Вот Генхард помогает несчастному и выхаживает его, а тот сразу подмечает в спасителе принца, называет сыном или братом и увозит с собой в золотой дворец. А там красота, куда ни глянь. Одежда только шелковая. А уж еда такая, что откусишь и язык не поверит.

Не счесть, сколько раз эта мечта утешала Генхарда в моменты, когда казалось, что хуже просто некуда. Она была очень давней и прожитой много раз, но все никак не сбывалась. У соахийцев имелись слуги и повозки. Им не нужна была помощь Генхарда, и они его не замечали, как он ни старался.

– Ну наконец-то я тебя нашел!

Генхард со слезами на глазах обнял курчавого брата и взялся вызволять его из плена нечистот. Таща на себе бессознательного соахийца, он не чувствовал ни усталости, ни дрожи в ногах. Счастье стало огромным и не умещалось в Генхарде, он уже не знал, что с ним делать.

Радость подпортила Вобла правдолюбская. Встала на пороге, вытаращилась на драгоценную Генхардову ношу и давай челюстями клацать:

– Это что за дохлятину ты припер?!

– Это мой брат!

– Чего?!

– Ой, бедненький! – воскликнула Яни, сунув голову в щель между оторопевшим Воблой и дверным косяком. – Кто его так побил? Надо лечить скорее, а у нас даже воды нету горячей!

– С чего мы вообще должны его лечить?! – вспыхнул Марх, все еще не освобождая проход. – Я его знать не знаю! Кто это такой?

– Иди отсюда! – Яни пихнула Воблу. – Чего ты встал как истукан? Ему же больно!

В эту секунду Генхард готов был ее расцеловать. Соахийца затащили внутрь и уложили в ворох тряпья у печи. Он совсем замерз, и Яни взялась его растирать, но в итоге большую часть работы сделал Генхард. Девчонка только ревела над синяками и опухшим лицом бедняги. Марх коршуном кружил рядом и ругался так, что вяли уши.

– А ты как будто сам бы мимо прошел! – вступилась за Генхарда Яни, бросив на Воблу прожигающий взгляд.

– Я бы не прошел! – зло выпалил Марх. – У меня… внутри так заложено, что не прошел бы. А вот он мог бы и пройти! На кой его сюда тащить? Самим есть нечего и спать толком негде! Еще этого полудохлого приволок! Вот же только обрадовались, что в подвале мертвяков нету, и нá тебе, уже явился с каким-то бродяжкой! Зла не хватает!