Назовите как хотите - Рассел Джеймс

Клайв был абсолютно уверен, что этого не пожелает никто.

— Но у меня есть еще и хорошие новости — в смысле хорошие для вас. Так как большинство ваших соперников — англичане, им вряд ли удастся перебить вам цену. Вы сможете остаться в Штатах и утереть им нос. Вы даже сможете это сделать, не вставая с кресла.

Далее шли пространные разъяснения, как проходят телефонные торги, что это совсем просто, и, как логическое завершение, давался соответствующий телефонный номер. Большинство охотно согласились. Кроме Деларма: его не было на месте. Некто с жутким бостонским акцентом (таким, что даже привыкший к всевозможным выговорам Клайв поморщился) сообщил, что дела задержали мистера Эдгара Деларма в Соединенном Королевстве. Клайв немедленно объяснил, что он звонит в связи с этими самыми «делами» — правда, не из «Съединенного Кралевства» — и что мистер Деларм очень рассердится, если ему не сообщат об этом звонке.

Тогда невидимый бостонец дал ему лондонский номер. Что обеспокоило Клайва: что-то вынюхивает мистер Деларм?

В это самое время упомянутый мистер Деларм поглощал свой ужин в паршивом отеле в Паддингтоне. Пожелай он, чтобы ему прислуживали за столом, он поверг бы персонал в состояние ступора: никто из постояльцев не желал ничего подобного. Более того, большинство стыдилось даже упоминать, что они жили здесь.

Деларму пришлось преподнести все несколько иначе:

— Извините, Эдгар, но обстоятельства изменились. Это означает, что вы не успеете вернуться в Штаты ко времени аукциона. Но не беспокойтесь — вы можете участвовать прямо отсюда, из Англии.

— Я должен присутствовать лично.

— Разумеется, вам этого захочется. Я оставлю вам номер телефона, по которому можно это сделать.

— Я вылетаю домой.

— В Сан-Франциско? Когда?

— Завтра.

— Что ж, хорошо. Аукцион будет проходить в Нью-Йорке, за три тысячи миль оттуда, сами понимаете. Так что лучше уж по телефону.

— Тогда я вылетаю прямиком в Нью-Йорк.

Клайв поморщился:

— Отлично.

Он положил трубку в прескверном настроении. С остальными все прошло как по маслу — они охотно проглотили нехитрую выдумку и согласились торговаться по телефону. Деларм же подвел его — оказался в Лондоне, а ведь там он мог обратиться в Манориальное общество, а то и в Архив исторических документов — да мало ли еще куда! Возможно, Клайву бы немного полегчало, если бы он узнал, что в данный момент его клиент только что покинул Тафтон-Стрит в Вестминстере, где просматривал церковные лавки.

Работать лордом в обе смены вовсе не обязательно. В некоторых случаях звучный титул даже является помехой: никто не ожидает, что лорд станет продавать что-нибудь по дешевке. Более того: есть вещи, торговать которыми лорду не положено по статусу. Так что Клайв на пару часов оставил свой подлинный (пусть и недорого купленный) титул и вспомнил испытанный, заслуженный скромный псевдоним — Джулиан Кляйн. Именно Кляйн опубликовал в «Экзэминере» вот такое объявление:

«Сдается однокомнатная квартира в районе Пасифик Хайтс. Сроком на полгода. Оплата умеренная. Оптимально для семейных пар. Без ограничений. Хозяин в отъезде. Почтовый ящик 2246».

И именно Кляйн — обаятельный, немного не от мира сего, собравшийся на годичную стажировку в Великобританию, — показывал откликнувшимся на объявление парам свою крошечную квартирку, трогательно извиняясь за беспорядок, не зная, сколько запросить, и страстно желая, чтобы его постояльцами стали какие-нибудь милые люди, которые согласятся заплатить за три месяца вперед. А еще он — Кляйн — будет в отъезде и не сможет взимать плату за три последующих месяца, но он уверен, что им он сможет доверять.

И так как ренту он запросил уж очень низкую, ему удалось сдать свое убогое жилище целых четыре раза — с взиманием денег, естественно. Да, они вполне могут въезжать в субботу. Все четыре пары.

Выпроводив последних посетителей, он принялся паковать чемодан.

Эдгар Деларм вел себя в высшей степени неразумно. Он названивал Клайву на мобильник, требуя немедленно сообщить ему место проведения аукциона. Он даже сменил билет на транзит до Нью-Йорка, и хотя перелет, безусловно, будет утомительным, разумеется, у него достанет сил присутствовать на торгах в любое время. Клайв чуть было не сказал ему, что место проведения аукциона снова изменилось, но вовремя спохватился: уж слишком подозрительным это покажется. Ему ничего не оставалось, как сообщить адрес. И время тоже.

В нью-йоркской подземке Клайв подобрал оставленную кем-то газету. Его внимание привлек заголовок: «Зверское убийство гангстера в „Капитане Немо“». При виде названия в голове Клайва шевельнулись смутные воспоминания, но только по прочтении статьи он вспомнил, что так назывался отель, в котором он встречался с одним из самых своих малореспектабельных клиентов — Фрэнки ди Стефано (который сам мало чем отличался от гангстера, с улыбкой подумал Клайв). Из статьи явствовало, что возле бассейна было обнаружено тело местного негодяя по имени Хайми Хейнс — точнее, как со смаком подчеркивал автор, его голова. Поиск собственно тела пока ведется. Полиция начала расследование. Подозреваемых пока нет, однако имеются подозрения, что это кровавое убийство — предостережение дружкам Хайми. И не беспочвенное подозрение, подумалось Клайву. Интересно, захочет ли мистер ди Стефано еще раз посетить сие заведение — во всяком случае, есть там ему уж точно не захочется. Хотя сам отель от этого только выиграет: если персонал правильно разыграет карты, столики возле бассейна будут зарезервированы на неделю вперед.

Америка, вздохнул он. Никто не чтит Уголовный кодекс.

Лонг-Айленда Клайв почти не знал — скажем прямо, не знал вовсе, — зато за время своих околоаукционных махинаций успел порядком изучить Манхэттен и Нью-Йорк-Сити. На одном из аукционов «Сотби» он и встретил Стречи. Она представляла там интересы английской семьи, чей обосновавшийся в Америке сын умер от СПИДа. Родные не пожелали перевозить имущество покойного на родину — может, из опасений заразиться, а возможно, оттого, что эти вещи принадлежали к другой, чуждой им жизни. Она оценила его вещи и организовала их распродажу (большинство из них, правда, для «Сотбис» не подходили). Клайв частенько посещал аукционы и отметил новенькую, так добросовестно защищавшую интересы своих заокеанских клиентов. Ему сразу бросилась в глаза ее честность: он тщетно пытался культивировать в себе это качество. А мошеннику, которого легко разоблачить, — грош цена.

Однако Стречи отнюдь не была мошенницей, а ее очевидная честность — ширмой. Она была прямодушна. А Клайву такие нравились: с ними он всегда чувствовал себя на высоте. Притом помимо прямодушия у нее было отменное чувство юмора — не говоря уже о том, что она была самой красивой из женщин, которых он встречал в этом месяце. И о том, что в глазах ее была грустинка, — которую он надеялся развеять.

Он улыбнулся своим воспоминаниям. Потом вдруг поймал себя на мысли, что думает о ней в прошедшем времени.