Таифская роза Адама - Иман Кальби

— и шею Ники обжег очередной крепкий захват рук. Тонкая цепь впилась в кожу, а потом девушка почувствовала, словно бы ее начали душить пылающим жгутом — тот самый ключ-цепь были теперь попросту сорваны с ее шеи. Нику подхватили и закрыли ей рот руками. Голова стала кружиться еще сильнее.

— Иди — ка сюда, маленькая сучка! Ты хоть знаешь, на кого подняла руку и что теперь с тобой будет? Прежде, чем мы тебя увезем, преподадим хороший урок.

— Хочу ее трахнуть, красивая, шармута. Нечего тянуть, — тихо обратился он ко второму уроду.

Мужчина приложил сорванный с шеи Ники замок к магниту возле двери, которая зашипела змейкой. Так вот для чего это «украшение» было предназначено. Девушку швырнули на пол — она почувствовала, как сильно обожгло жаром ее бедро от падения. Сгруппировалась и попятилась назад, но тут же взвизгнула от адски болезненного захвата на волосах.

— Привяжи-ка ее к столбу. Надо преподать кобылке хороший урок.

— Нет! Нет! Пустите! — кричала она, когда ее руки бесцеремонно подняли над головой и привязали к деревянной балке балдахина над кроватью. Минута — и платье было разорвано одним движением. Она оказалась совершенно голой.

Послышался лязг пряжки ремня. Мгновение — свист в воздухе — и на ее спину опускается болезненный удар, посылающий по телу волны боли и агонии. Один, второй…

— Адам! — закричала Ника, и тут же не только ее тело обожгло от боли, но и горло от обиды. Она звала на помощь того, кто и стал виновником всех ее бед. Всех ее несчастий…

Металлическая пряжка снова больно впилась в плоть девушки. Она вскрикнула.

— Сука… Будешь знать, как артачиться… — повторил мужчина и снова замахнулся…

В этот момент дверь распахнулась, с такой силой, что вылетела из петель. У нее не было сил даже поднять глаза и посмотреть на вошедшего. Крики, ругань на арабском и… отсутствие боли… Удары больше не повторились. Она опустила голову, понимая, что сейчас потеряет сознание от пережитого…

— Ника, — услышала рядом знакомый мужской голос, — Ника, как ты? Что они сделали с тобой?

Она подняла голову и их взгляды с Адамом пересеклись.

— Что ты сделал со мной, Адам? Доволен теперь? Наслаждайся…

* * *

— Куда она могла запропаститься? Куда делась?

Гости собирались — и он невольно ловил себя на мысли, что предвкушал ее приход… Ждал того момента, когда она пересечет порог залы в идеальном, словно бы созданном для нее белом платье в пол. Ей пойдет такой стиль… Стиль изысканной невинности, нежности…

— Омар, сходи за ней ты, я уже теряю всякое терпение… — подозвал к себе евнуха, — и если эта девчонка опять артачится, видит Аллах, я сам пойду и приволоку ее сюда за волосы. Надоел этот детский сад.

— Да, господин, конечно. Сейчас пойду… — ответил Омар озадаченно. Он и сам не мог понять, куда делась Ника. И не только Ника, из виду пропала и отправленная за ней Ида. Уже с получас она попросту не отвечала на все его звонки. Охрана по рации тоже потеряла ее из виду.

Когда Омар не обнаружил Нику в комнате, первой мыслью было то, что она все-таки сбежала. Евнух чертыхнулся вслух. Страсть как не хотелось сейчас идти с этой новостью к Адаму, да и как она могла сбежать? Здесь, в этом высокогорном дворце это было невозможно. Только с посторонней помощью. Только, если…

Холодный пот прошиб его в ту же секунду…

— Срочно! — закричал истерично евнух, — видео с камеры наблюдения мне! И не через год, а прямо сейчас! У меня и без того полно дел, кроме как сидеть и выискивать глупую девицу…

Прошли пару минут — и Омар в ужасе смотрел на происходившее на экране. Его губы дрожали. И даже не от страха, от жалости. Жалости к Кейтлин…

— Что же ты наделала. Что же ты наделала, Кейти… — шептал он себе под нос…

Адам не верил свои ушам. Никто и никогда еще так дерзко, так вероломно не смел ослушиваться его приказа. Это было возмутительно. Это было… за гранью… Как они не побоялись на такое пойти? Как Она не побоялась такое устроить?

Когда он вбежал во второй зал и узнал, что Муселем со своим прихвостнем утащили Нику в комнату, глаза налились кровью, а сердце разрывало от ярости. Такое чувство он испытывал только раз — когда смотрел на то, как отрезали голову его родному брату…

Не помнил, как вышиб дверь ногой самолично, не помнил, как перехватил руку ублюдку, собиравшемуся нанести очередной удар по хрупкой спине девушки…

— Убью! — закричал он не своим голосом и начал бить. Долго, без разбора, потеряв связь с реальностью и со временем. Он бил этих двоих, бил охранников, неловко и опасливо пытающихся его утихомирить…

Он не слушал и не слышал нелепые отговорки мужчин, пытающихся воззвать к разуму шейха.

«Она была в зале, шейх… Она выставила себя на продажу… Она ударила… При всех… Это оскорбление… От шлюхи…»-кричал помощник Муселема, захлебываясь в крови.

«Я во всем разберусь, господин, это недоразумение… Мы все уладим», — тараторил под руку Омар, за что тоже тут же получил по зубам.

— Ускут, йа маньюк (араб. — заткнись, терпила), — прохрипел по-звериному Адам. Его лицо и белоснежная рубашка были забрызганы чужой кровью.

Сознание зацепилось только за слово «шлюха», сорвавшееся с губ одного из идиотов. Адам снова повернулся к валяющемуся на полу мужчине в крови и придавил его лицо ботинком к полу.

— Мать твоя шлюха, Муселем… Ибн шармута (араб. — мат), — вон! Вон из моего дворца! У тебя десять минут, чтобы выехать за пределы территории, или мои люди тебя расстреляют. И скажи спасибо, что я даю тебе эту фору-только потому, что ты, правда, не знал, кто она. И потому, что не успел…

Адам замолчал. Его взгляд снова упал на привязанную веревками к деревянной балке девушке. Сердце невольно сжалось до размеров грецкого ореха.

— Пошли все вон…

* * *

— Ника… — руки опустились на голую спину девушки, на которой светились двумя жирными полосами сине-красные полосы. Потянулся к ним губами, поцеловал, отчего она вздрогнула, — Ника, как ты? Что они сделали с тобой?

Она подняла голову и их взгляды пересеклись с Адамом. Мужчина дернулся от боли, которую он увидел на дне ее гордого, непреклонного взгляда.

— Что Ты сделал со мной, Адам не они, — сделала ударение на обращении к нему, — Доволен теперь? Наслаждайся…

Мужчина быстро разрезал путы, сковывающие ее руки. Сорвал с себя рубашку, обернув в него ее хрупкое тело, взял в кокон своих