Мой Дантес - Ольга Кириллова

– Значит, Пушкина ты осуждаешь, а Дантеса оправдываешь? – поддела меня Вдова.

– Ну… – протянула я, не разгадав явную подковырку. – Первый же был женат, а второй совершенно свободен.

– А Натали?

– Я допускаю то, что она могла потянуться к Дантесу и даже кокетничать с ним. А что еще остается делать, когда твой муж таскается за каждой юбкой? Мне кажется, что с ее стороны легкий флирт в небольшом промежутке между бесконечными беременностями вполне оправдан. Его можно назвать самоутверждением женщины, чей муж постоянно смотрит на сторону.

Вдова согласно наклонила голову, потом пристально посмотрела на меня и неожиданно спросила:

– А если бы Никита увлекся кем-то, а за тобой в это время начал ухаживать другой мужчина, как бы ты поступила?

– Я о таком не думала, – честно призналась я.

– Подумай, – посоветовала Софья Матвеевна и отвернулась к окну.

– Вы что-то скрываете? – испуганно произнесла я. – У Никиты кто-то есть?

Не отвечая на мой вопрос, Вдова продолжала смотреть в окно на угасающее за горизонтом солнце. Потом повернулась ко мне и ласково произнесла:

– А знаешь, девочка, давай-ка пить чай…

В середине месяца жизнь как-то разом пошла наперекосяк. Хотя, почему разом? Ничто ведь не меняется в одночасье.

Конечно, как и большинству женщин, мне хотелось сказать, что мужа словно подменили. Но данная фраза в корне не верна. Что значит «подменили»? Получается, будто некто забирает твоего благоверного, а взамен подсовывает суррогат: с той же внешностью, но с перевернутыми мозгами? Ерунда!

Если вдуматься, я вполне могу восстановить все этапы падения наших отношений.

В мае исчезли из обихода привычные и столь дорогие сердцу теплые слова, адресованные мне Никитой. Он стал сдержаннее в постели, по возвращении домой вместо губ для традиционного поцелуя старался подставить щеку, все меньше и меньше рассказывал о том, что произошло на работе за день минувший, редко звонил, а если и звонил, то вместо ласкового: «Как ты там, малышка?», я слышала до обидного холодное: «У тебя все в порядке?»

Дело в том, что большинство женщин обладают каким-то необъяснимым седьмым, десятым, тридцатым чувством, уж не знаю. Но стоит мужу лишь подумать об измене, приглядываясь к объекту будущего обожания, как внутри тебя уже звенит неведомый колокольчик тревоги. Нечто подобное произошло и со мной. Я почувствовала, что не совсем адекватно реагирую на поведение Никиты.

В конце мая он один уехал на рыбалку, сославшись на нежелание разбивать мужскую компанию, потом отправился в командировку, впервые за годы нашей совместной жизни предупредив меня об отъезде через секретаршу.

Что это были за поездки, я догадалась позднее, когда однажды ночью прозвучал сигнал, возвещавший о том, что телефон мужа принял сообщение. Сам Никита давно уже спал, и я машинально нажала кнопку.

На дисплее высветились слова, набранные латинскими буквами. Поняв их смысл, я впервые почувствовала, как земля уходит из-под ног. «Я просто люблю тебя. Не играй моими чувствами».

Надо же! Сколь трогательное послание отправила на номер моего мирно спящего мужа неведомая мне женщина. Самое обидное, что примерно такие же слова вертелись и в моей голове на протяжении последних месяцев, но я так и не набралась храбрости произнести их вслух.

Я разбудила Никиту двумя пощечинами и бросилась в другую комнату, не помня себя от горя. Перепуганный со сна, он догнал меня на пороге спальни, где я и сунула ему в нос телефон с трогательной надписью на дисплее.

Разборка была короткой.

Никита разом признался, что спал с ней, снимая номер в гостинице неподалеку от работы, что обещал развестись со мной и, что во всем виновата я. Именно я замучила его своими телячьими нежностями, своей чрезмерной заботой, вопросами, мигренью, и тем, что вечно таскаюсь по пятам, лишив тем самым свободы. И вообще «она» – добрее, умнее, красивее меня, да и в постели даст фору любой.

Я тоже не осталась в долгу, наговорив мужу кучу гадостей.

Через полчаса мы разошлись по разным комнатам. А на следующий день, собрав вещи, я переехала на старую дачу Лебедевых, прихватив с собой последний подарок Вдовы и заветную тетрадь о Дантесе.

Составив когда-то гороскоп Дантеса, я вынужденно отложила его в сторону по одной простой причине – у меня не было никаких доказательств. В частности того, что барон окружал объект своей любви мистическим ореолом, идеализируя избранниц.

И вдруг на свет выплывает архив Дантеса, все то, что так долго хранилось у его предков, и было скрыто от постороннего взора.

Читая письма барона, я, прежде всего, обратила внимание на одну из приписок, сделанную на полях послания, адресованного Якобу ван Геккерену. Вот она: «Тысяча извинений, мой драгоценный, что в письме моем столько помарок, но я всегда пишу так, как беседовал бы с тобою у камина, и не могу решиться писать с черновиков, это было бы слишком претенциозно и стесняло бы меня».

– Софья Матвеевна, – возбужденно прошептала я, процитировав ей отрывок. – Вы понимаете, что это значит?

– И что же? – отложив в сторону книгу, Вдова сняла очки и ласково посмотрела на меня.

– А значит сие то, что Дантес писал без черновиков, не переписывая набело, не выверяя фразы. Следовательно, открыто, импульсивно, искренне, так, словно разговаривал. Что в мыслях – то и на бумаге!

– Допустим, – согласно кивнула Софья Матвеевна. – Но есть ли в данной переписке нечто такое, что подтверждало бы твои прежние выводы?

– Конечно! – лихорадочно пролистав несколько страниц, я остановилась на одной из них. – Помните, мы говорили с вами, что вопрос карьеры был одним из главных для Дантеса? Эта тема довольно часто обсуждается и в письмах. Например, в декабре 1835 года Жорж сообщает барону следующее: «…если ничего нового не случится, ты, быть может, меня увидишь поручиком, так как я 2-й корнет, а в полку есть три вакансии; я думаю даже, что было бы неблагоразумно докучать ему (государю) с ходатайствами за меня, так как полагаю, что благосклонность его ко мне основывается на том только, что я никогда ничего не просил, вещь для иностранцев, состоящих у них на службе, совершенно непривычная, и, насколько я могу судить, отношение ко мне Императора стоит сейчас дороже, чем то немногое, что он мог бы мне пожаловать».

– А что ты можешь сказать о пресловутой связи Геккерена с Дантесом? – спросила Вдова. – Нашла какие-либо доказательства?

– Обратные тому, что так любят обсасывать в нашей прессе, – довольно ехидно заметила я. – Софья Матвеевна, миленькая, ну о какой связи может идти речь, если Дантес чуть ли не в каждом письме откровенно рассказывает о своих увлечениях, как прошлых, так и настоящих. А в одном из посланий весьма шутливо докладывает о притязаниях жены своего кузена. Вот, послушайте: «… в какое же отчаяние она меня приводила, говоря, со своим лотарингским выговором: «Я сильно люблю вас, кузен, ну а что касаемо мужа – вот уж урод и дурень, – то я вольна любить своих родственников как хочу». И вот однажды, когда все собрались на прогулку, она слегла, сказавшись больной, и послала за мною; я нашел ее в постели, одетой весьма небрежно… милейшая дама без обиняков дала мне понять, что, стоит мне только пожелать, отказа от нее мне не будет ни в чем. Я все же устоял, не столько из добродетели, сколько оттого, что был в ту пору безумно влюблен в свою жидовочку, проводил у нее все ночи и едва стоял на ногах».