Не жалея ни о чем - Ш. У. Фарнсуорт

Но ее личное состояние и близко не может сравниться с долей моего собственного капитала. В дополнение к моему трастовому фонду и значительной зарплате, акции, которыми я владею в «Кенсингтон Консолидейтед», запросто оцениваются в сто миллионов.

Я ненавижу вести переговоры с позиции подчиненного. И это именно то, в каких отношениях я нахожусь с Ханной. Основываясь на моем фундаментальном исследовании прошлой ночью, она имеет законные права на половину моих финансовых активов. В дополнение к этому, ее отношения с Крю, очевидно, закончились не очень хорошо. Я предоставил ей прекрасную возможность отомстить.

Я ненавижу так думать. Мне нравится Ханна. При совсем других обстоятельствах я мог бы представить себя в отношениях с ней. Я видел ее реакцию на свидетельство, и это было огорчение. Но мой цинизм продвинул меня в деловом мире так же далеко, как и моя фамилия. Я был бы дураком, полагаясь на то, что она ничего не ожидает, когда у нее есть возможность стать миллиардеркой, потому что я расписался рядом с ее подписью.

Это главная причина, по которой я ухожу на работу даже раньше обычного. Я ужасно сплю с тех пор, как проснулся женатым. Ворочаюсь с боку на бок и думаю.

Неудивительно, что в такое время на дорогах мало машин. Моя двадцатиминутная поездка на работу занимает всего пятнадцать.

Когда я вхожу в вестибюль, охранник зевает. Это все еще ночной дежурный, ожидающий смены. Он уважительно кивает мне, я отвечаю тем же, прежде чем сканирую свой ключ доступа и захожу в лифт.

На этаже управления нет стойки регистрации. Все столы пусты, а в кабинетах темно, когда я иду по коридору.

Я останавливаюсь на кухне, чтобы сварить второй капучино, первый из которых мало помогает мне справиться с усталостью. Навороченная машина оживает, как только я нажимаю на кнопку, измельчая, заваривая и взбивая пену, пока чашка не наполнится.

Я продолжаю идти по коридору, наслаждаясь тем, как тихо на этаже. Я не выхожу из своего кабинета, если нет необходимости, именно по этой причине. Люди ведут себя странно, когда я выхожу. Они так же реагируют на моего отца и Крю, но они оба справляются с этим лучше, чем я. Мой отец наслаждается тем, что его сотрудники считают его пугающим. Крю отлично умеет делать вид, что не замечает. Мне просто неловко.

Странно заходить в мой кабинет после нескольких дней отсутствия. Обычно я здесь и в субботу и воскресенье. Иногда и то, и другое.

Я вспоминаю почему, когда включаю свой компьютер и обнаруживаю, что у меня полторы тысячи непрочитанных писем.

Большинство из них — это копии, на которые я ссылался, и которые не требуют внимания. Но некоторые из них требуют. К тому времени, как количество непрочитанных электронных писем сократилось до разумного числа, я слышу шум в холле, когда прибывают все остальные.

Без пяти десять я встаю, застегиваю пиджак и открываю дверь.

Алисия поднимает взгляд от своего компьютера и улыбается.

— Доброе утро, мистер Кенсингтон.

— Доброе утро, Алисия.

— Вы хорошо провели выходные?

Этот вопрос она задает мне каждый понедельник, но я не ищу никакой скрытый смысл в вопросе. На этот раз она знает, что меня здесь не было. Так что выдавать из себя «хорошо» немного сложнее, чем обычно.

— А ты как?

— Хорошо. Спасибо, что спросили, сэр.

Я киваю и продолжаю идти по коридору, устремив взгляд прямо перед собой. Я боюсь этих встреч по многим причинам, но хуже всего то, что все о них знают. Им всем интересно, что обсуждаем Крю, я и наш отец. Кого мы повышаем, увольняем или нанимаем.

Когда я вхожу в главный конференц-зал, никаких признаков присутствия Крю. Но мой отец уже сидит за столом, нетерпеливо постукивая ручкой по темному дереву.

Мой страх растет. Без поддержки, и он раздражен, что я заставил его ждать. Если бы я побил его здесь, он бы прокомментировал, что у меня, должно быть, выдалось вялое утро.

С моим отцом нет победы. Только различные степени поражения.

— Папа.

— Оливер.

Я сажусь напротив него, жалея, что не захватил кружку, в которой оставалось хотя бы немного кофе. Между нами простирается лакированное красное дерево, такое же редкое и унылое, как наши отношения. Бумажных записей об этих встречах нет. Они существуют без записей и никогда не включают никого, кроме нас троих.

Когда-то давно я думал, что это был способ моего отца хоть как-то связать семью и компанию. Он заставляет Крю и меня работать здесь, но редко признает, что мы его сыновья в стенах этого здания.

Теперь я считаю, что эти собрания имеют мало общего со мной или Крю.

Это игра власти.

Мой отец — это все о восприятии. Он хочет, чтобы все выглядело так, будто мы — единое целое, какой бы ни была правда. Хочет, чтобы его сотрудники распространяли информацию о том, что руководство Кенсингтонов едино и непогрешимо.

Стук. Стук. Стук.

Я откидываюсь на спинку стула и выдерживаю взгляд отца.

Я ожидаю, что он отвернется. С тех пор как он узнал, что произошло между мной и Кэндис, он попеременно игнорирует меня наедине и осыпает Крю восторгами на публике.

Есть мелочные люди, а есть мой отец. У него никогда не было обиды, которую бы не затаил.

Но сейчас он удерживает мой взгляд, что-то тлеет в глазах того же цвета, что и мои. Крю больше похож на нашу маму. Я похож на него.

Удивляя меня еще больше, он заговаривает первым.

— С «Томпсон & Томпсон» нужно решить все сегодня.

— Я знаю. — Именно об этом была половина писем, которые я только что просмотрел.

— Эта сделка закрылась быстрее, чем ожидалось.

— Я знаю, — повторяю я, зная, что этот ответ — самое лучшее, что я могу из себя выжать.

— Крю не придет.

Я скрываю свое удивление. Крю никогда не пропускал собрания по понедельникам.

— Я сказал ему, что хочу