Орбита смерти - Крис Хэдфилд

на максимум, до упора. Максимальная тяга на старте.

Двигатели J-85 откликнулись моментально. Посыпались искры, и в форсажных камерах, словно в огромных сварочных аппаратах, возгорелось золотисто-желтое пламя; языки его вырвались через хвостовые сопла. Тяга достигла шести тысяч фунтов, и самолеты начали разгоняться по полосе.

Чад немного отвел рычаг, оставляя напарникам некоторый страховочный зазор, чтобы они равнялись по его крыльям. Анемометр быстро перескочил за сто сорок узлов, Чад отклонил штурвал, и нос самолета повернулся к небу. Каз покосился на Люка с Майклом: они делали то же самое. На ста шестидесяти узлах тонкие короткие крылья истребителей создали достаточную подъемную силу, чтобы оторвать главные шасси от полосы. Чад помедлил пару секунд, потом снова взялся за рычаг управления двигателем и рукоятку управления закрылками. Внимательно наблюдая за его движениями, двое других пилотов сделали то же самое. Они следили, как шасси соседних аппаратов аккуратно убираются в корпус, а дверцы люков со щелчком заходят на места.

Трансформация завершилась: Т-38 из неуклюжих стесненных наземных зверей стали птицами вольного полета и начали ускоряться в своей естественной среде обитания – воздушной.

Экипажи расслабились на своих сиденьях, без труда сохраняя плотную формацию; треугольник ревущего металла взбирался в небо южного Хьюстона, взяв курс на восток-юго-восток. На мыс Кеннеди – и к старту.

* * *

Они прекратили набирать высоту на тридцати семи тысячах футов; искристые голубые воды Мексиканского залива остались далеко внизу, Люк и Майкл развели самолеты в стороны, разбив плотную группу. Автопилота на Т-38 не было, постоянные поправки на скорость ветра, высоту и курс требовалось вносить вручную, а это утомляло. Вскоре Чад спросил:

– Каз, полетать хочешь?

– С радостью.

Каз аккуратно положил руки на штурвал и рычаг управления двигателем, покосился для ориентировки в разложенную на коленях навигационную карту.

– Отлично, спасибо. Передаю управление.

– Принял.

Словесное подтверждение сделали обязательным после того, как в нескольких рейсах контроль над самолетом был потерян – каждый из напарников по кабине думал, что управляет сосед. Каз в качестве вторичного подтверждения едва заметно тронул штурвал и почувствовал, как Т-38 дернулся в ответ.

Разговоры в двухместной кабине реактивного самолета получаются сюрреалистичными и рваными, но удивительно личными: им не мешают даже фоновые шумы налетающего воздушного потока и турбореактивных двигателей вкупе с постоянным бубнежом наземных диспетчеров. Оба смотрят вперед, так что не видишь, когда начинает говорить напарник: слова просто возникают в твоем шлеме, как если бы это были твои личные мысли.

Мысли же Каза были о полете, а еще о Лоре, и тут голос Чада вырвал его из раздумий:

– Казимирас Земекис – необычное имя. Откуда происходит твоя семья?

– Из Литвы. Литваки, литовские евреи, поэтому и имя такое. Я родился в Вильнюсе в самом начале войны, моя семья спаслась бегством и сумела добраться до Нью-Йорка. – Недолгая пауза; оба прислушивались к приглушенным звукам полета. Каз добавил: – Хорошо, что они так поступили. К 1942-му нацисты истребили почти всю общину литваков, семьдесят пять тысяч.

– Так ты еврей?

– Да, но не практикую веру.

Почему Чад об этом спрашивает? Каз попытался перевести разговор на более приятную тему:

– Моя матушка продолжает надеяться, что я встречу еврейскую красотку, которая меня наставит на путь истинный.

Наземная служба уведомила о смене частоты: их передавали из Хьюстона в Новый Орлеан по мере продвижения на восток. Утреннее солнце светило ярко, слепило Каза, и он был вынужден опустить на место темный козырек.

– А еще евреи в программе есть?

Каза вопрос ошеломил. На темы вроде религиозных астронавты общались редко. Ну да, экипаж «Аполлона-8» в канун Рождества зачитывал по радио отрывки из Книги Бытия, возвращаясь с Луны, а Базз Олдрин провел службу, когда находился на лунной поверхности. Но разве в кабине реактивного самолета о таком спрашивать?..

– Гм. Если и есть, я о них не знаю.

Казу было известно, что Чад рос на Среднем Западе. Откуда вообще у него интерес к таким вещам?

– В советской программе один еврей нашелся, – сказал Чад. – Борис Волынов. Он проходил тренировку для полета на «Восходе» в 1964-м, его исключили было, но в 1969-м он все же полетел.

Каз потряс головой. Почему это вдруг обретает важность? Зачем Чад вообще обратил на это внимание?

– Ха, – откликнулся он, – а я и не знал.

Чад продолжал:

– Тебе когда-нибудь в чем-нибудь отказывали из-за твоих еврейских корней?

– Не-а. – Каз исполнился решимости свернуть разговор. – Я просто пытался везде первенствовать, чтобы мне никто не мог отказать. И вот я здесь, в одной кабине с командиром «Аполлона» лечу на старт!

Чад что-то проворчал себе под нос и замолк.

Каз мысленно приказал себе выяснить, не пристает ли Чад с подобными неуместными расспросами к Люку и Майклу. Чад – великолепный пилот, но, возможно, реднек чуть больше, чем надо.

Слева под ними потянулись длинные раздерганные нити дельты Миссисипи, сеть наносных песчаных перекатов, напоминавшая с высоты куриную лапку, протянутую в Мексиканский залив. Каз слегка накренил южное крыло, выдерживая курс вдоль воздушного потока на ста угловых градусах. Заговорил Майкл:

– Эй, босс, фотограф хочет снимки нашей группы на фоне Нового Орлеана. Вы двое не против подлететь ближе, а мы покрутимся, хорошие ракурсы поищем?

– Конечно, – ответил Чад.

Люк подлетел ближе, сомкнув группу. Каз наблюдал, как Майкл перемещается на своем самолете, а фотограф делает снимки с разных ракурсов. На полпути через залив фотограф удовлетворился.

Чад снова принял управление у Каза, когда они вошли в зону тонких перистых облаков, и дал напарникам сигнал держаться теснее.

Пролетая над побережьем Флориды, Чад настроился на частоту операторов НАСА, убавил громкость, чтобы перестало фонить, и произнес:

– Говорит рейс НАСА-18. Мы в ста двадцати милях. Через пятнадцать минут будем.

Ответ царапнул по ушам примесью статических помех:

– Доброе утро, рейс 18, мы готовы принять вас, погода хорошая, вам выделена полоса 31.

– Вас поняли. Спасибо.

Чад переключился обратно на частоту диспетчерской службы и запросил разрешения снижаться. Под ними быстро прокатывалась Флорида; команда сосредоточила внимание на удерживании тесной группы при пролете через облака, то выныривая, то погружаясь в них, ведь самолеты на скорости чуть ниже звуковой очень норовисты. Пролетели над Орландо и снова переключились на частоту НАСА.

– Говорит рейс 18, мы будем у вас в пять. Хотели бы пару раз пролететь над мысом, нам фото нужны. Потом вернемся и зайдем на посадку к 31-й.

– Вас слышим, рейс 18, трафика нет, разрешаем.

Чад сбавил высоту над островом Мерритт и здоровенным комплексом Космического центра имени Кеннеди. Каз вгляделся вперед, в сторону побережья, и заметил черно-белую громаду «Сатурна-5» рядом с оранжевым каркасом стартовой кабель-заправочной башни.

Майкл слегка оторвался от группы, чтобы фотограф мог сделать