Орбита смерти - Крис Хэдфилд

снимки в оптимальном ракурсе, пока самолеты неслись над космодромом, в паре сотен футов над пятисотфутовой башней. Они заложили широкий колоколообразный левый разворот в сторону Атлантики и вернулись для второго прохода.

Топливо в баках почти закончилось, и Чад полетел вдоль берега, заходя на глиссаду к 31-й полосе. Помахал Майклу, чтоб тот сместился подальше, а самолеты построил в правом эшелоне, словно три пальца его правой руки. Они пронеслись плотной группой над побережьем, совсем низко над ВПП, и Чад заложил резкий поворот вверх и влево над небольшой толпой техников НАСА и журналистов, которая ожидала их. Люк сосчитал «тысяча один» и увел самолет влево, следом за ним, Майкл повторил его действия с идеальной синхронизацией. По очереди они замедлялись, выпускали шасси и закрылки по ветру, а потом один за другим опускались на десятитысячефутовую полосу.

Чад замедлился так, чтобы остальные смогли его догнать и одновременно затормозили перед зрителями. Аккуратно припарковались, трое в ряд, и по кивку Чада вместе поставили рычаги в положение «ВЫКЛЮЧЕНО». Турбины вскоре остановились, пилоты во внезапной тишине открыли фонари кабин. Начали стягивать перчатки и шлемы, радуясь дуновениям соленого флоридского бриза.

Они прибыли в назначенное место. Их ждала нацеленная в небо ракета.

18

Байконур, Казахская Советская Социалистическая Республика

Река Сырдарья петляет на протяжении тысячи четырехсот миль: начинаясь с истока высоко в киргизских горах Тянь-Шаня, она держит путь по южным степным равнинам Казахстана, пока не впадает наконец в широкое Аральское море. За подпитываемые ледниками верховья ее под ажурной отражающей сеткой ила с глетчеров сюрреалистичного бледно-голубого оттенка древние персы прозвали Сырдарью Жемчужной рекой. Но когда ее течение сужается и начинает извиваться среди городков, резервуаров и бесконечных сельскохозяйственных арыков, воды приобретают плотный, непрозрачный, маслянисто-коричневый окрас. Эти-то мутные, ничем по цвету не примечательные воды несет змеящаяся река, чтобы утолить жажду двугорбых кочевых бактрийских верблюдов.

На реке часты ледовые заторы и весенние паводки, она выплескивается из берегов, разносит ил по окрестным серым землям, превращая их в богатые, плодородные, коричневые. Казахские крестьяне трудятся на берегах, сеют и собирают урожаи, выпасают овец, скот и лошадей. Слово из их языка, относящееся к плодородным приречным землям, стало названием города, основанного в длинной излучине реки.

Байконур. Богатая коричневая долина.

Но не одни лишь речные воды прибывали с востока. Вторжение Золотой Орды Чингисхана и завоевание ею этой области оставили хорошо заметные следы: высокие скулы, темные волосы, складки эпикантуса у глаз казахских крестьян. Когда в 1906-м открылась Ташкентская железная дорога, по ней нахлынула волна других покорителей – с северо-запада: круглоглазых бледнокожих русских.

В 1955-м бескрайние просторы этой южной земли привлекли внимание руководства советской космической программы; главный конструктор Сергей Королев приказал заложить здесь космодром Байконур[7]. Новое слово, изобретенное для абсолютно новой идеи. Не просто аэродром, а космодром – врата космоса.

Всего через два года с байконурского стартового стола с ревом вознеслась ракета, доставившая на орбиту «Спутник-1», и желтое пламя, вырываясь из ее дюз, отразилось в водах Сырдарьи. А через шесть лет – космический корабль «Восток», на котором Гагарин облетел мир за сто восемь минут.

Но с того триумфального дня миновало больше десяти лет, советское космическое доминирование оказалось поколеблено, а решимость руководителей в далекой Москве увяла. Даже первый выход в космос, совершенный космонавтом Алексеем Леоновым, вскоре затмила высадка американцев на Луну.

Нынешний главный конструктор и директор ОКБ-52 Владимир Челомей мгновение созерцал, устремив взгляд вдоль длинного острого носа, свои кожаные выходные туфли, потом затянулся сигаретой и ощутил приветственное покалывание кислого дыма глубоко в легких.

– Десять лет, – пробормотал он себе под нос.

И Королева нет уже семь. Челомей медленно покачал головой. Это он принял от Королева эстафетную палочку[8] и теперь запустит военную орбитальную станцию «Алмаз».

В начале шестидесятых Челомей и его сотрудники проделали первые прикидочные расчеты проекта ракеты, которая для этого бы потребовалась. Корабль должен был стать советским ответом «Сатурну-5» из программы «Аполлон», орудием победы в космической гонке, гарантирующим, что на Луне первыми тоже высадятся русские. В конце концов, первым человеком в космосе стал Гагарин, значит, и на Луне первым должен был побывать советский человек.

Но политики мыслят не так, как инженеры. Они сделали ставку на другую ракету – причудливую Н-1 Василия Мишина с сорока двумя двигателями. И, разумеется, ставка не оправдалась. Четыре утомительно трудоемких запуска подряд провалились. В одном случае был уничтожен огромный стартовый стол, построенный на Байконуре! Челомей приложил все усилия, чтобы изменить взятое государством направление, к самому Хрущеву достучаться пробовал! Увы, политические связи Мишина превалировали.

Неуместная гордыня стоила Союзу Луны.

На этот раз все будет иначе, подумал Челомей. Вторую космическую гонку они выиграют – не только ради науки, но и ради того, что понять гораздо проще: безопасности самой Родины.

«Алмаз». Мощный орбитальный разведывательный телескоп Советского Союза, обслуживаемый экипажем космонавтов.

Челомей стоял рядом с ракетой, которая унесет груз на орбиту. Ее колоссальную длину – 61 метр – словно бы еще увеличивало горизонтальное положение, в котором она находилась на железнодорожном транспортере. Ожидая, пока агрегат, доставляющий байконурские ракеты к месту пуска, придет в движение, главный конструктор медленно прохаживался вдоль шестерки исполинских сопел двигателей первой ступени и дальше, по всей длине корпуса махины.

Проект УР-500К – колоссальная ракета, получившая имя «Протон». Проверенная в деле зверюга. Его ракета. Он остановился и поглядел влево-вправо, наслаждаясь зрелищем. «Протон» пока еще пуст и легок, огромные топливные баки не заполняют, пока ракета не установлена на стартовой площадке в вертикальном положении и не готова принять полный груз летучего гидразина в свое чрево[9]. Челомей знал каждый ее миллиметр, он сам принимал тысячи решений, увенчавшихся ее появлением на свет. Челомей и его инженеры успешно решали одну задачу за другой, даже придумали, как размещать ее для погрузки на железнодорожный транспорт, чтобы ракета успешно протиснулась через туннели на пути от московского завода к байконурской стартовой площадке.

Он громко выдохнул и прошел к заостренной верхушке «Протона», чтобы взглянуть на конечную цель всех этих инженерных работ – «Алмаз». Его дитя вынашивалось долго, но вот, наконец, все готово к родам. Станцию прикрепили пироболтами к третьей ступени ракеты, которая разгонит ее до скорости выхода на орбиту. Он бросил взгляд влево. Потом вся эта сложная начинка превратится в мусор: первая и вторая ступени, кувыркаясь, полетят навстречу казахским и алтайским степным пустошам, третья свалится в Тихий океан.

Он перевел взгляд направо, скользя глазами вдоль плавных изгибов теплоизолирующего чехла «Алмаза», оканчивающегося