Тревожное торжество - Валерий Александрович Пушной

Водитель подвесил над огнем видавший виды котелок Адаевского, наполненный водой. Вблизи от костра развернули походный столик. Анатолий разложил чашки, ложки, вилки, ножи и начал разделывать рыбу и складывать в чашку. Анатолий никогда никого не подпускал к приготовлению ухи, это было его коронное блюдо, как всякого заправского рыбака. И хотя Адаевский всегда говорил женщинам, что лучше них никто уху сварить не может, это были обыкновенные дифирамбы слабому полу, не более того. На самом деле Анатолий не признавал ни чьей ухи, кроме своей, тем более на берегу после собственной рыбалки. И не терпел ничьего вмешательства.

Хавин знал, что его приятель в хозяйственных делах всегда преуспевал. Даже там, в горячих точках, постоянно чувствовалась его домовитая жилка. Павла же всегда увлекала мозговая работа, чтоб до белого каления. Часто в безвыходном, казалось, положении его мозги находили неординарные решения. В горячих точках нередко это спасало от гибели.

Павел вздохнул полной грудью, сбросил с себя куртку и рубашку, швырнул в траву, двинулся к воде. Зачерпнул пригоршню, плеснул на лицо. Еще и еще. Довольно заурчал. Кинул взгляд на середину реки и почувствовал удовлетворение. Яркое солнце, сверкающая вода, голоса птиц, потрескивание костра, и ничего больше. Все было прекрасно. Снял штаны, положил на песок, и в плавках ступил в воду. Зашел глубже и шумно нырнул.

Адаевский оторвался от стола, покачал головой:

– Давай, давай, Паша. Водичка, она исцеляет от бабьих козней.

– Я бы тоже не против, – весело заметил водитель.

– Исцелиться, что ли? Ты еще молод. У тебя все впереди. Придет время, тоже будешь исцеляться. Запомни, парень, ни одного мужика такое исцеление не минует.

– Я имел в виду просто искупаться, – стушевался водитель.

– И это нас не минует, парень. Вот только уху поставим вариться и искупнемся, – пообещал Анатолий, потроша рыбу.

Водитель расставил вокруг стола раскладные стульчики, почистил несколько картофелин, взял топорик и пошел к деревьям за сушняком для костра.

Павел плыл к середине речки, лежа на спине. Он чувствовал на душе покой. Течение относило его вниз. Оказавшись на изрядном расстоянии, перевернулся и поплыл к берегу, сильно загребая руками, выбрасывая мощными толчками тело из воды. Есть еще силенка, думал с каждым взмахом рук.

7

Выбрался на заросший кустарником крутой берег метрах в ста пятидесяти от поляны. С трудом пролез сквозь шиповник, чьи шипы безжалостно прошлись по его телу. Морщился, ворчал, удаляясь от берега в тень деревьев. Старательно глядел под ноги, помня, что за деревьями должна быть грунтовка, по которой они ехали на поляну.

Через некоторое расстояние услыхал голоса людей. Прислушался и продвинулся дальше. Скоро в просветы увидал внедорожник Печаевых. Возле авто суетился Андрей. Хавин удивился, подступил ближе, не обнаруживая себя.

По правде говоря, ему не хотелось в таком виде возникать перед Мариной, показавшей к нему повышенный интерес. Все как-то нелепо. Ко всему же Печаев, при его сложных отношениях с женой, вряд ли будет в восторге от этакого появления. Зачем нагнетать обстановку, ведь он тут временный гость. И Хавин замер за деревьями, наблюдая и слыша, как Марина недовольно ворчала:

– Всегда у тебя не так, как у людей.

Андрей виновато отбрехивался:

– Ну, как ты не поймешь, Мариночка? Это же такое дело, наехал на что-то. С кем не бывает?

– Ни с кем не бывает! Только с тобой бывает! Вот скажи мне, на что можно наехать в лесу? Земля да трава под колесами. Ты сам подумай, – раздражалась жена.

Печаев находился с другой стороны машины, присел возле колеса, работал домкратом. Павел его не видел. Зато хорошо наблюдал Марину. Та нервно прохаживалась взад-вперед, смотрела под ноги и долбила мужа словами. А он продолжал время от времени защищаться:

– Я же тебе объясняю, Мариночка, гвоздь или шуруп, наверно.

– Так гвоздь или шуруп? Изворачиваешься. Я тебя насквозь вижу. Ну, откуда в лесу гвозди или шурупы? Здесь, по-твоему, зайцы терема строят. Уж соврал бы, что на колючки ежа наехал, все правдоподобнее было бы, – разносился язвительный голос Марины.

И Андрей медленно сдавался:

– Может, и не гвоздь, я не знаю.

– А запасное колесо почему не накачано? – звенел голос жены.

– Было накачано. Честное слово, Мариночка. Спустило наверно, – оправдывался муж и растерянно разводил руками. – А я как назло забыл компрессор, – и просил: – Сходи к мужикам, Мариночка. У Адаевского есть компрессор, я точно знаю, принеси, накачаем и вернем. А я пока переставлю колеса.

– Я не пойду! – решительно отрезала Марина. – Набираться за тебя позора, хватит мне уже, сполна наглоталась. Кому расскажи, что в лесу проколол колесо, что запаска не накачана и что компрессора нет, засмеют. Иди сам, красней перед Адаевским. Хорошо хоть они близко, а то что бы делал? Лопух ты и больше ничего.

Андрей дернулся, молча проглотил пилюлю. Распрямился и показался из-за машины:

– Тогда подожди, я быстро вернусь, Мариночка. Ты не бойся, тут тихо, никого нет.

Жена раздраженно отмахнулась, съязвила:

– Иди уж! Чего мне бояться? За себя бойся: ноги смотри не проколи, а то не только ехать, но идти не сможешь.

Андрей, переваливаясь с боку на бок, потопал назад к поляне.

Марина отвернулась от Печаева, ей явно не хотелось смотреть на мужа. Скоро тот скрылся за деревьями.

Хавин присел на корточки. Возникло тягостное чувство, будто он подглядывал в замочную скважину. Было противно прятаться за деревьями. Можно было, конечно, пройти стороной между деревьями и вернуться на поляну. Но для взрослого человека это выглядело детской игрой, мальчишеством, смешно представить, что он способен на глупость. Абсурд.

Павел оторвался от дерева и направился к машине. Марина стояла на колее у открытого багажника и смотрела вдаль. Услыхала шаги уже тогда, когда он был близко. Повернула голову, глаза расширились, обрадованно улыбнулась:

– Павел?

– Не узнали?

– Я никогда вас не зрела в таком виде, поэтому точно о сходстве судить не могу, – пошутила, повеселев. – Но, по-моему, сходство несомненное. У вас безупречный торс, Павел. А я немного раздобрела на вольных хлебах, – она провела руками по покатым бедрам, потом коснулась груди. – Но здесь, по-моему, все в порядке. Что вы на это скажете, Павел? – И, видя, что Хавин не спешит с ответом, закончила: – Я не всегда была такая. Мой Лопух взял меня в жены, когда во мне весу было сорок килограммов. Да, да, это истинная правда, Павел. Я легко могу вернуться к прежнему виду, просто не для кого стараться. Для моего Лопуха, что ли? Он не заслуживает этого. Он с молодости был, как