Сердце зимы - Роберт Джордан

Вокруг было столько много людей, что невозможно было различить запахи каждого, но ему не понадобился волчий нюх, чтобы понять: еще чуть-чуть, и беды не миновать. Не успел Перрин поинтересоваться, что, Света ради, тут происходит, как заговорила Берелейн. От ее застывшего, словно фарфор, лица и официального тона Перрин даже растерянно заморгал.

– Лорд Перрин, мы с миледи вашей женой и королевой Аллиандре охотились, и на нас напали Айил. Мне удалось бежать. Но больше никто из отряда не вернулся, хотя айильцы, возможно, кого-то взяли в плен. Я выслала эскадрон на разведку. Мы были в десяти милях на юго-восток, так что разведчики вернутся с новостями до темноты.

– Фэйли захвачена? – надтреснутым голосом переспросил Перрин. Еще до того как вступить из Гэалдана в Амадицию, они слышали о набегах айильцев, но грабежи и поджоги происходили в других местах, где-то по соседству. Эти айильцы казались всего лишь слухом, чем-то далеким, о чем не стоит тревожиться. Тем более, что Перрину необходимо было выполнить приказы Ранда растреклятого ал’Тора! И вот она, цена, которую нужно платить.

– Тогда почему вы все еще здесь? – громко спросил Перрин. – Почему вы ее не ищете? – Он понял, что кричит. Ему хотелось завыть, укусить кого-нибудь. – Чтоб вам всем сгореть, чего вы ждете?

Ответ Берелейн, столь спокойный, словно она сообщила, сколько осталось фуража, вызвал у него гнев. И еще больнее стало оттого, что она была права.

– На нас неожиданно напало две или три сотни, лорд Перрин. Но вам не хуже моего известно, что таких отрядов в окрестностях могло запросто рыскать с дюжину, если не больше. Если мы отправим на преследование все силы, то можем ввязаться в битву против Айил, которая дорого нам обойдется. И мы даже знать не будем, те ли это айильцы, что держат в плену миледи вашу жену. Сначала нужно узнать наверняка, лорд Перрин, иначе остальное будет бесполезно. Если не хуже.

Если она еще жива. Перрин задрожал; его внезапно пробрал холод. До самых костей. До сердца. Она должна быть жива. Должна. О Свет, ну почему он не разрешил ей отправиться вместе с ним в Абилу? На лице Анноуры, обрамленном тоненькими тарабонскими косичками, застыло сочувственное выражение. Перрин вдруг почувствовал боль в пальцах – он крепко, до судорог, стискивал поводья. Усилием воли он заставил себя разжать кулаки, расслабить пальцы.

– Она права, – тихо промолвил Илайас, подъезжая ближе на своем мерине. – Держи себя в руках. С айильцами шутки плохи. Ошибешься – напросишься на смерть. И, может, утянешь за собой немало людей. Что проку, если погибнешь, а жена останется в плену, – он постарался придать голосу бодрость, но Перрин чуял его напряжение. – Так или иначе, парень, мы ее отыщем. Она вполне могла улизнуть, это ведь такая женщина. Пытается вернуться пешком. На это время нужно, да еще в платье. Разведчики Первенствующей отыщут следы. – Запустив пальцы в длинную бороду, Илайас самокритично хихикнул. – А если я не отыщу следов побольше майенцев, буду корой питаться. Мы обязательно тебе ее вернем.

Но Перрина так легко не проведешь.

– Да, – хрипло вымолвил он. Никому не уйти от айильцев пешим. – Отправляйся. Поторопись.

Нет, его не одурачишь. Илайас предполагал найти тело Фэйли. Она должна быть жива, а значит – в плену, но лучше быть пленницей, чем...

Они с Илайасом не могли переговариваться так, как общались с волками, но тот помедлил, словно понял мысли Перрина. И не стал ничего отрицать. Илайас повернул мерина на юго-восток, пустил шагом – быстрее не позволял снег. Бросив короткий взгляд на Перрина, за ним следом двинулся Айрам. Его лицо потемнело. Бывшему Лудильщику не по душе был Илайас, но он едва ли не преклонялся перед Фэйли, хотя бы потому, что она – жена Перрина.

Нет смысла ломать лошадям ноги, сказал себе Перрин, хмуро глядя им в спины. Ему-то хотелось, чтобы лошади припустили во всю прыть. Ему самому хотелось броситься за ними бегом. В его душе будто тоненькие трещинки зазмеились. Если они вернутся с дурными вестями, он все равно что разобьется вдребезги. К удивлению Перрина, вслед за Илайасом и Айрамом в лес устремились и три Стража. Лошади взрывали снег, грубые шерстяные плащи хлопали на ветру. Нагнав Илайаса и Айрама, Стражи придержали лошадей и поехали рядом с ними.

Перрин нашел в себе силы кивком поблагодарить Масури и Сеонид, а также Эдарру и Карелле. Кому бы в голову ни пришла мысль помочь, не приходится сомневаться, кто дал разрешение. Хранительницы Мудрости держали Айз Седай в ежовых рукавицах, причем ни одна из сестер не пыталась решать все за всех. Возможно, им и хотелось главенствовать, но руки в перчатках оставались на луках седел, и ни та, ни другая ничем не выдали нетерпения, разве что веки дрогнули.

Не все провожали взглядами уезжавших. Анноура одновременно выказывала сочувствие Перрину и косила глазом в сторону Хранительниц Мудрости. В отличие от двух других сестер, она не давала никаких обещаний, но, как и те, была крайне осмотрительна в отношении их с айилками. Галленне не сводил единственного глаза с Берелейн, готовый по первому же ее знаку выхватить меч. А Первенствующая Майена смотрела на Перрина, и ее спокойное лицо оставалось непроницаемым. Грейди и Неалд, склонив друг к другу головы, бросали в сторону Перрина быстрые мрачные взгляды. Балвер сидел, не шелохнувшись, точно примостившийся на седле воробей, стараясь прикинуться невидимым и напряженно ко всему прислушиваясь.

Оттеснив высоким чалым мерином широкогрудого вороного Галленне и будто не замечая гневного блеска единственного глаза майенца, к Перрину подъехал Арганда. За сверкающим решетчатым забралом Первого Капитана яростно двигались губы, но Перрин ничего не слышал. Перед глазами стояло лицо Фэйли, только о ней он и думал сейчас. О Свет, Фэйли! Грудь словно стянули стальными полосами. Он был на грани паники, буквально ногтями удерживаясь на краю пропасти.

В отчаянии Перрин потянулся разумом вдаль, лихорадочно ища волков. Должно быть, Илайас уже использовал эту возможность – он-то при страшных новостях не ударился в панику, – но Перрин обязан попытаться сам.

И он нашел волков: стаи Трехпалого и Холодной Воды, Сумеречного и Весеннего Рога, и несколько других. Боль, переполнявшая сердце, вплелась в его мольбу о помощи, но боли стало только больше. Волки слыхали о Юном Быке и соболезновали ему в потере подруги, но они держались подальше от двуногих, распугавших добычу и грозящих гибелью одинокому волку. Было так много стай двуногих, пеших и верхом на твердолапых четвероногих, и волки не могли сказать, известно ли им о той, которую ищет Юный Бык. Двуногие они двуногие и есть, мало кто способен разговаривать с ними. Оплачь, говорили они ему, скорби и живи дальше, а вновь с нею встретишься в Волчьих Снах.

Один за другим тускнели образы, которые его разум превращал в слова. Дольше всего удержался этот: «Оплачь и встретишься с нею вновь в Волчьих Снах». Потом и он исчез.

– Вы слушаете или нет? – грубо спросил Арганда. Он не принадлежал к знати, приученной к сдержанности, и, несмотря на шелка и украшенную позолотой кирасу, все равно оставался тем, кем был, – седым воином, который впервые взял в руки копье еще мальчишкой и на чьем теле битвы оставили десятка два шрамов. Его темные глаза сверкали таким же лихорадочным блеском, что и глаза людей Масимы. Пахло от него гневом и – страхом. – Эти дикари захватили и королеву Аллиандре!